Читаем Жизнь по-американски полностью

Тогда мы с Нэнси восприняли это как оскорбление, и такое поведение показалось нам грубым. Но спустя восемь лет мы в какой-то степени смогли понять, что Картер должен был чувствовать в тот день — пробыв на посту президента, пережив все взлеты и неприятные моменты, связанные с этой должностью, пытаясь сделать то, что он считал верным, после всех прощальных вечеров и банкетов, после всего этого он должен уйти, потому что так проголосовал народ… Наверное, это было очень тяжело. Одним из великих достижений Америки является гладкая и спокойная процедура передачи президентской власти, но, пожив в Белом доме и покинув его, я могу понять, каким печальным был тот день для Джимми и Розалин Картер.

Впервые церемония инаугурации проходила на западной стороне Капитолия. Приехав, мы увидели, что все пространство вокруг уже было заполнено десятками тысяч людей, а человеческая река все прибывала по спускающейся к нему широкой аллее. Повсюду флаги и знамена. Чуть вдалеке сверкала белоснежная колонна памятника Вашингтону, и позади нее, в дальнем конце аллеи под облачным небом, подобно прекрасному бриллианту, переливался мемориал Линкольна. А сбоку виднелся белый округлый купол мемориала Джефферсона.

Все эти памятники и море людей являли собой незабываемое зрелище.

Джордж Буш был приведен к присяге на пост вице-президента, затем наступила моя очередь. Когда я занял свое место, из-за облаков прорвалось солнце. На своем лице я ощутил тепло его лучей; когда давал клятву, рука моя лежала на Библии моей матери, на странице, где говорилось: "И смирится народ Мой, который именуется именем Моим, и будут молиться, и взыщут лица Моего, и обратятся от худых путей своих, то Я услышу с неба и прощу грехи их и исцелю землю их". Рядом с этими словами моя мать, да пребудет душа ее в мире, написала: "Самый замечательный стих для исцеления нации".

Большую часть своего обращения я посвятил состоянию нашей экономики, поскольку так много американцев думало об этом.

"Экономические невзгоды, — говорил я, — от которых мы страдаем, надвигались на нас в течение десятилетий. Понадобятся не дни, не недели, даже не месяцы, чтобы заставить их отступить, но в конце концов они отступят. Они кончатся, потому что мы, американцы, обладаем сейчас, так же как обладали и в прошлом, способностью и умением сделать все необходимое, чтобы сохранить этот последний и величайший оплот свободы.

В обстановке теперешнего кризиса управление само по себе не является решением наших проблем; оно само оборачивается проблемой. Время от времени нас одолевает искушение думать, что общество стало слишком сложным, чтобы им можно было руководить на основе принципов самоуправления, что управление со стороны какой-то элитарной группы выше и лучше управления, которое осуществлялось бы во имя народа, самим народом и для народа. Но если ни один из нас не в состоянии управлять самим собой, то кто тогда способен управлять кем-то еще? Все мы вместе — в правительстве и вне его — должны нести это бремя… Я намереваюсь сократить размеры и влияние федеральных органов власти и потребовать признания различий между полномочиями, предоставленными федеральному правительству, и теми, что гарантированы штатам или народу; все мы нуждаемся в напоминании о том, что не федеральное правительство создало штаты, а штаты создали федеральное правительство… В ближайшие дни я намерен предложить упразднение ряда барьеров, которые замедляют темпы роста нашей экономики и снижают производительность. Будут предприняты шаги, направленные на восстановление равновесия между различными звеньями правительства.

Прогресс будет медленным — он будет измеряться дюймами и футами, а не милями, но мы будем двигаться вперед. Пора растормошить этого промышленного гиганта, заставить правительство снова жить по средствам и ослабить налоговое бремя, которое оборачивается для нас таким наказанием. Таковы будут наши первоочередные задачи, и, исходя из этих принципов, тут не может быть никаких компромиссов…"

Этим обращением закончилась церемония инаугурации, и мы вошли в Капитолий, где должен был состояться официальный завтрак для членов конгресса и других приглашенных. По пути в зал я зашел в Президентскую комнату и совершил свой первый официальный акт как президент: подписал указ о снятии контроля за ценами на нефть и бензин — это был первый шаг на пути ослабления чрезмерного правительственного контроля над экономикой.

На завтраке я объявил, что усилия президента Картера по освобождению пятидесяти двух американских заложников, находившихся в Иране 444 дня, увенчались успехом и самолет, на борту которого они находятся, только что пересек границу и покинул воздушное пространство Ирана. Джимми Картер уже был на пути домой к себе в Джорджию, и сердцем я был с ним, жаль, что у него не было возможности самому объявить об этом.

После завтрака мы поехали на Пенсильвания-авеню и заняли места на временной трибуне, построенной на лужайке перед Белым домом. Оттуда мы наблюдали парад инаугурации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное