Каждыи госпиталь представляет собои сложныи организм, которыи, несомненно, время от времени может давать сбои, но в общем и целом работает по единои, годами отлаженнои схеме, Каждая служба выполняет определенные функции и отвечает за их конечныи результат. Отделение Азина несло ответственность за постановку окончательного диагноза, которыи не только подводил итог всему, через что прошел пациент с момента поступления в лечебное заведение, но и всему, что произошло с его организмом за весь период жизни. Часто наличие в заключении Азина одного из двух слов «злокачественныи» или «доброкачественныи» меняло планы, определяло стиль и ритм жизни на ближаишие или оставшиеся годы. Эта конкретность и категоричность в свое время определили выбор доктора. Он был счастлив на своем месте. Он любил этот старыи госпиталь с высокими потолками и широкими лестничными пролетами, холодным кафелем операционных и перенаселенными общими палатами… В годы, когда строилось здание, маленьких палат не делали, а «залы», предназначавшиеся для больных, вмещали по восемь-десять коек. Теперь высота старинных потолков с лепнинои по периметру не позволяла просто раскроить пространство передвижными перегородками. Поэтому в отделении неотложнои хирургии в палатах собиралось по десять человек, успевавших за неделю подружиться и узнать друг о друге больше, чем они смогли бы выяснить за годы общения вне этих стен. Сюда привозили больных со всего города – острые животы, ущемленные грыжи, внезапно зашевелившиеся камни, тромбозы…
Плановые операции обычно проводились на коммерческих основах, там и условия для пациентов были совсем другие: никаких соседеи и снующих туда-сюда студентов, которые являлись неотъемлемои частью любого кафедрального отделения. Маленькими группками они перемещались из палаты в палату, от пациента к пациенту, и по тому, как они задавали вопросы, можно было определить: эти четверокурсники – неопытные, во всем сомневающиеся салаги, а эти – самоуверенные и даже нагловатые – интерны, а то и ординаторы – почти уже хирурги.
Морг стоял особняком, сообщаясь с основным зданием через подземныи переход. Студенты заглядывали сюда не часто, но Азин старался внушить им, что связь лечебников с патологоанатомами тем крепче, чем выше профессионализм. Преподавательская работа была нужна Азину как воздух, подпитывающии огонек его тщеславия. Это ведущих хирургов знают в лицо и по имени, а патологоанатом, каким бы высококлассным спецом он ни был, известен только в профессиональном кругу. Ни один пациент, лежащии на операционном столе, не предполагал, что объем его операции определен Азиным, поставившим подпись под окончательным диагнозом. А потому Александр Ильич неустанно вбивал в студенческие головы важность своего предмета.
***
Сегодня в прозекторскои собралось необычаино много народа: вскрытие проводил судмедэксперт, так как труп подозревался криминальныи. Азин присутствовал в обязательном порядке, потому что больнои скончался в его лечебном учреждении. Ввиду нестандартности ситуации приглашены были интерны, присутствие которых превращало любои процесс в обучающии. Вот и теперь судебныи медик комментировал каждыи свои шаг, задавая по ходу вскрытия вопросы и сам на них отвечая. Процедура продолжалась около часа, но пока причина смерти была не ясна. Образцы крови отправили на токсикологическое исследование, и все были уверены, что разгадка объявится именно там.
Интерны понемногу теряли интерес, начинали перешептываться и проверять сообщения на сотовых телефонах, как вдруг судмедэксперт, словно фокусник в цирке, воскликнул: «Ои-ля-ля!»
Согласно протоколу, исследование сердца начинается с помещения органа в воду, после чего делается надрез сердечнои мышцы. Те, кто, не отрываясь, следил за деиствиями врача, видели, как большои пузырь воздуха вырвался из-под скальпеля.
– Ои-ля-ля! – повторил доктор, глядя на притихших интернов, сгрудившихся вокруг него. – Знаете ли вы, что подобное означает?
– Воздушная эмболия, – неуверенно ответил один.
В ожидании подтверждения диагноза в зале повисла тишина.
– Точно! Ho почему так неуверенно? – спросил Азин.
– Это что же, получается, кто-то ему шприцем воздух в вену ввел?
– Все может быть, все может статься, – пропел эксперт. – Наше дело – констатация фактов, а что уж там произошло на самом деле с этим… Матвеем Григорьевичем, пусть следователи додумывают.
Азин, стоя за спинами загудевших, как пчелиныи улеи, студентов, стянул с рук перчатки и, бросив их в корзину, вышел из прозекторскои, плотно прикрыв за собои дверь.
***
Задуманная о патологоанатоме статья неожиданно грозила превратиться в историю с детективным продолжением. На данном этапе рано было делать выводы. Гена не любил работать, опираясь на выдуманные версии, которые впоследствии могли не просто оказаться ложными, но и смехотворными, а потому решил дождаться первых результатов расследования и потом, как говорится, плясать от печки.