Жизнь побеждает

Киевлянин Григорий Николаевич Минх приехал в Ветлянку и неопровержимо доказал, что эпидемия бубонной чумы переходит в легочную, или индийскую, как ее называли.

Григорий Николаевич Минх.

Он, вопреки Гиршу, открывшему индийскую чуму, свел две болезни — легочную и бубонную чуму — к одной причине. С этих пор намного ближе стала конечная цель борьбы.

Минх, работая на эпидемии, собрал великое множество неопровержимых фактов, вскрывающих пути распространения эпидемии, подготовил к печати капитальный труд о чуме — научно точное и по-человечески страстное напутствие тем, кто будет продолжать его работу, но не смог издать книгу: нехва- тило денег на типографские расходы.

Его семья долгие годы голодала, отказывала себе во всем, чтобы оплатить бумагу и труд наборщиков. В конце концов цель была достигнута — книга замечательного ученого вышла в свет и сослужила свою службу.

Много лет спустя Даниил Заболотный внимательно перечитывал труд своего земляка Г. Н. Минха о ветлянской эпидемии.

Среди глав, посвященных тщательному анализу точных фактов, была записана и одна легенда.

«Говорили, — сообщал Минх, — что Агап Хритонов, первым среди жителей Ветлянки заболевший чумой, незадолго до начала эпидемии проходил по станице Никольской. У крайнего двора сидел старик. Когда Хритонов поровнялся с ним, старик спросил:

— Хочешь ли ты золота и серебра? Только неправедное это богатство.

Агап сказал, что от золота никто не отказывается.

Тогда старик показал рукой:

— Иди во двор, отроешь клад.

Уходя с мешком, полным золота, Хритонов обратился к старику:

— Чем могу я отплатить за подарок?

— Ты поздно спрашиваешь. За клад заплатишь ты, и твои, и твои от твоих. Как в семи дворах топор один, столько останется народу в Ветлянке».

Странная легенда! Но одно задерживало в ней внимание: догадка о том, что чуму не привезли возвращавшиеся из похода казаки, а человек как бы вырыл болезнь вместе с золотом из земли, о том, что, кроме видимого пути болезни — от больного к больному, инфекция может распространяться и другой дорогой.

Первыми из чумологов увидели чумного микроба профессор Военно-хирургической академии в Петербурге Эйх- вальд и Григорий Николаевич Минх.

Через несколько лет после русских ученых, в 1894 году, работая на эпидемии в Гонконге, японский исследователь Катазато и почти одновременно с ним французский ученый Александр Иерсен описали микроб, вызывающий чуму.

Но и после открытия возбудителя болезни оставалось неизвестным самое важное: где продолжают существовать микробы чумы в течение нескольких лет, отделяющих одну эпидемию от другой, куда они исчезают и при каких условиях снова проникают в человеческую среду.

Минх считал, что в Ветлянку чуму привез Павел Заволо- кин из турецкого похода.

Почему же она появлялась время от времени и в других районах, никак не связанных с Малой Азией?

Все это требовало тщательного и глубокого изучения. Только еще начиналась работа, которая заняла десятки лет и была оплачена дорогой ценой — жизнью многих исследователей.

«Человек, — думал Заболотный, — не должен и не может ждать эпидемий. Слишком грозная опасность перед ним. Надо выследить тайники чумного микроба и уничтожить его там, где он прячется. Это возможно, и это необходимо!»

Невидимые течения

Районы, где болезнь появляется из года в год, Заболотный наносил на карту.

Издавна она обитает в Месопотамии. Эта древняя страна лежит на перепутье движения паломников — мусульман Ирана и Малой Азии, — совершающих путешествие к священным городам Аравии — Мекке и Медине. Иногда вместе с людским потоком чума захлестывает соседние страны, чтобы затем вернуться в старое логово.

В Южных Гималаях, в десяти днях пути от Бомбея, жители гибли от заболевания, которое называли махамари.

В глубинах Африки, недалеко от Уганды, есть малоизученная область Кизиба. Тут уничтожала целые племена болезнь, получившая название лобунга.

Многое говорило, что под этими местными названиями — махамари, лобунга — скрывается та же чума.

Если от Пекина двигаться на север, через десять-двенадцать дней караванного пути откроется Вейганский лес. Тут, спадая каменными волнами <ор, оканчивается Монгольское плато. Среди лиственниц, елей и зарослей кустарников в Вей- гане водятся лоси, дикие козы, фазаны. Весной и летом луга покрываются щедрой, почти альпийской растительностью. Вейган был любимым местом охоты императоров Китая.

Но местным жителям нелегко в этих краях. Ранней осенью из ущелий начинают дуть пронизывающие ветры. Они губят урожай, не дают вызревать фруктам. В глиняных мазанках с окнами, заклеенными бумагой, теснится по десять-пятнадцать человек. И время от времени появляется болезнь. Ее называют по-разному: вэнь-и, вэнь-ци, вэнь-цзай, хэй-вэнь. Заболотный подсчитал, что за три года из семисот жителей горных поселков она унесла четыреста.