Чума скрывалась, но Заболотный знал, что встретится с ней лицом к лицу здесь или за тысячу километров, сейчас или через десять-двадцать лет. Ему только недавно исполнилось тридцать лет, и он думал, что времени у него хватит, для того чтобы завязать генеральное сражение с силой, уничтожившей уже сотни миллионов жизней.
Как для врача припухшие лимфатические узлы раскрывают пути инфекции в организме больного, так Бомбей и Пенджаб, Кизиба и Вейган, Ветлянка и степи Монголии были для Заболотного как бы припухшими лимфатическими узлами, следами движения вируса в организме всего человечества. И надо было проследить это движение, излечить не одного человека, не один город, даже не одну страну — излечить весь мир и прежде всего страны, откуда опасность может угрожать России.
Даниила Заболотного занимала не частная, а общая задача, и он верил в ее близкое решение.
Владимир Хавкин был человеком совсем другого склада. Ученый-практик, он все силы души сосредоточивал на ясных и видимых целях: он искал оружие для практической деятельности врача. Пусть оно не решит полностью исхода битвы, а будет лишь шагом к цели, но главное — чтобы его можно было применить в помощь людям сейчас же, не откладывая.
Утром 10 января. 1897 года Владимир Хавкин приступил к опыту. Идея была подсказана борьбой с другими эпидемиями. Было доказано, что если ввести в кровь человека тела убитых микробов, то, побеждая яд, организм повышает свою сопротивляемость заболеванию, то-есть в той или иной степени приобретает невосприимчивость, иммунитет.
Это было проверено на многих инфекциях. Но не таких, как чума.
Кто мог в первом опыте предсказать, убьет ли человека яд мертвых микробов чумы или яд этот сам будет побежден, научатся ли белые кровяные шарики, расправившись с мертвыми микробами, уничтожать потом и живых или они даже в этом пробном сражении не смогут выполнить своих защитных функций.
— Очень большой риск, — сказал доктор Сюрвайер, помощник и один из ближайших друзей Владимира Хавкина, вместе с ним работавший на бомбейской эпидемии. — Больше, чем просто риск, — повторил он. — Ведь, по существу, мы почти ничего не знаем о биологии чумного микроба.
— А я убежден, что опыт задуман верно, — возразил Хавкин. — И главное, вы согласитесь, что нет времени ждать. Ведь гибнут тысячи людей, а мы абсолютно бессильны и не можем оказать заболевшим никакой реальной помощи.
Началась подготовка к опыту. Чтобы культура микробов лучше росла, в питательный бульон были прибавлены капельки масла. Микробы делились, размножались с удивительной быстротой. Они охватили кольцом стенки сосуда, дно его, тонкой пленкой покрыли поверхность питательной среды и, как бы цепляясь за капельки масла, многочисленными отростками, сталактитами свешивались от поверхности в глубь помутневшей жидкости.
В распоряжении исследователя было теперь достаточное количество микробов. Прежде чем ввести чуму себе в кровь, надо было убить ее. Чумной микроб легко переносит замораживание — при температуре минус двадцать градусов он может существовать больше месяца, — но тепло для него гибельно. Достаточно повысить температуру жидкой среды, где обитает микроб, до пятидесяти градусов, чтобы убить его в течение сорока минут; температура в шестьдесят градусов убивает чуму за две-три минуты, а в семьдесят градусов — почти мгновенно.
Владимир Хавкин внимательно следил за тем, как медленно поднималась ртуть в термометре.
Сорок... пятьдесят... шестьдесят... наконец шестьдесят пять градусов!
Высокая температура убила чумных микробов, но, разумеется. она не уничтожила до конца яд, заключающийся в них. Мертвый, но все еще опасный враг находился в руках исследователя.
Ничто больше не задерживало опыт. Доктор Сюрвайер согласился быть помощником; кроме него, никто не должен был знать о предстоящем эксперименте. Иначе могли бы помешать, могли бы потребовать новых длительных опытов на разных видах животных, более тщательной подготовки, а Хавкин считал непростительным терять драгоценное время.
Вакцина 1 была введена Владимиру Хавкину в правый, потом в левый бок.
Очень скоро ученый почувствовал, что его начинает лихорадить. Через восемь часов температура поднялась до тридцати восьми и девяти десятых градуса. Лихорадочное состояние резко усилилось.
Хавкин продолжал работать, иногда отрываясь, чтобы занести в тетрадь описание признаков, симптомов борьбы организма с чумным ядом. Разве не говорил он своим сотрудникам, что опыт ценен только в том случае, если сохранится точный и детальный протокол! Нет причин и сейчас отступать от старого правила.
Аккуратными столбиками час за часом заносились на бумагу температура, пульс, частота дыхания. Доктор Сюрвайер все время находился рядом. Время от времени он склонялся над столом и внимательно всматривался в тетрадь с записями.
— .Очень хорошо, — сказал Хавкин, перехватив встревоженный взгляд Сюрвайера.
Потом пояснил:
— Реакция сильная. Тем больше оснований рассчитывать на образование стойкого иммунитета. Организм борется!
Через минуту, отвечая на безмолвный вопрос своего помощника, ученый добавил: