Жизнь под кайфом. Откровенная автобиография

Мы ехали в машине. Ваня по громкой связи материл какого-то своего помощника-прокурора, я несколько минут слушала, но мне было дискомфортно и неприятно, я аж побледнела и стала кашлять. Наконец, собралась с духом и сказала: «Я больше так не могу! Не ругайся». Помощник прокурора на той стороне замолчал, а потом спросил: «Это еще кто?» Ваня ответил ему, что перезвонит, а потом остановил машину прямо посреди дороги на Рублевке, до Москвы было еще прилично. «Выходи, ты меня достала», – сказал он. Я вышла, и с тех пор наше общение прекратилось.

Можете представить, как меня эмоционально качнуло. Мне Ваня очень нравился, я чувствовала опору… И вот так неожиданно и грустно все закончилось. Мне было очень больно. Еще один мощный фактор моего срыва.

4. Самозащита. Я снова стремилась к изоляции. Бежала скорее домой в свою квартиру, старалась избегать всех, кто заставлял признать, что изменились мои чувства и поведение. Если мне пытались указать на это, я оборонялась и не слушала. Перестала созваниваться с Маратом и Никитой, так как думала, что они все знают обо мне, и от этого мне становилось еще тоскливее.

5. Вера в то, что я никогда не сорвусь. Я убеждала себя в том, что мне не нужно тратить много сил и энергии на программу выздоровления. Я не спешила говорить об этом людям, которые участвовали в моем выздоровлении, поскольку знала, что такие разговоры были мне неприятны.

6. Одиночество. Я начала проводить все больше времени наедине с собой. С другими мне было неуютно, я находила причины, чтобы ограничить общение с людьми. Я начала чувствовать себя одиноко в этом большом городе. Вместо преодоления одиночества я стала больше вещей делать самостоятельно.

7. Нерегулярное питание – это еще один симптом срыва. Я начинала либо переедать, либо, напротив, теряла аппетит. Могла вовсе отказаться от еды.

8. Неспокойный сон. Я не могла нормально спать. Мне трудно было заснуть, а когда это удавалось, то я видела странные тревожные сны. Часто просыпалась и не могла заснуть снова. Сон был прерывистым, и я просыпалась уставшей по утрам.

* * *

В Москву из Таиланда я вернулась обновленная, на позитиве и больше не плакала. Но мне еще предстоял суд по определению порядка общения с дочерью. Та сторона была по-прежнему непреклонна: общение всего два часа в неделю и только в их присутствии. Это упрямство надоело и мне, и судье, и опеке. Суд решил, что к делу нужно подключить психиатрическую экспертизу с участием родителей и ребенка, так как Полина была настроена против меня. Экспертизу назначили на июль, но, когда за нее прислали счет, я обомлела – 100 000 рублей! Это не какая-нибудь коммерческая, а официальная экспертиза в обычной больнице.

Тут в дело вмешалась Полина. Тринадцатого июня у меня был день рождения. Мы мечтали с дочкой, что вдвоем уедем заграницу, на Крит, до этого мы часто бывали только в Турции. На острове ведь столько достопримечательностей! Нас интересовал лабиринт Минотавра, пещера Зевса, оливки, масло и много чего еще. Денег на такую шикарную поездку у меня не было, но отдыхать, так отдыхать ни в чем себе не отказывая! Поэтому я взяла кредитную карту на 180 тысяч рублей и выкупила путевку на десять дней. Макс, конечно, был против. Полине нужно было подтянуть музыку и математику. Он хотел, чтобы дочь ходила все лето несколько раз в неделю в школу и подтягивала знания. Я приезжала в школу несколько раз и жаловалась учительнице, и завучу, и директору. Они мне пообещали: «Мы отправим вас на солнечный Крит без постороннего всевидящего ока».

«Мама, делай, что хочешь, но жить я останусь с тобой! Ты – моя мама!»

Мы уважали мнение друг друга, на отдыхе Полина советовалась со мной, в каком платье пойти на обед, бессовестно болтали обо всем на свете… Она успокоилась, потому что отдых был сказочным… Когда мы вернулись, она сказала: «Мама, делай, что хочешь, но жить я останусь с тобой. Ты моя мама». Макс уже начал звонить, угрожать заявлением в полицию о том, что Полина находится со мной. Мы съехали в двухзвездочную гостиницу, где вместе жили до того момента, как я купила новую квартиру. Полиция нас не отыскала.

Родители Максима перестали переписываться с Полиной. Делали вид, что не узнают ее, и перестали здороваться в магазине «Перекресток». Я же для них стала чистым дьяволом, помимо всего прочего, я продолжала платить им алименты ежемесячно по пятнадцать тысяч. Они даже не пришли на линейку первого сентября, чтобы подарить букет Полине и поздравить ее с началом года. Такое свинское поведение мне быстро надоело. Я нашла адвоката и начала процесс по определению места проживания Полины.

Решение приняли в первом же слушании, Макс предоставил документы, и его обязали платить те же 15 тысяч, но уже мне. Я нашла Полине репетитора на два дня в неделю, и мы стали жить в спокойствии и гармонии. У нее улучшилось настроение, она стала ходить на йогу…