Жизнь после вечности (СИ)

— Как видишь, — подумал Данька. Вслух говорить ничего не стал: услышит кто как он сам с собой разговаривает, неприятностей не оберешься, а Гриню все равно не увидят. Его никто не видел, Данька проверял. Валерку из Германии действительно надо было вытаскивать: риск его ареста нарастал от операции к операции, Валерка же как всегда отказывался принимать это в расчет.

— Поляки очень плохо идут на контакт, осуществлять транзакцию через них рискованно, надо искать другие пути.

— А, другие пути ищешь, да… — Гриня неприятно заулыбался. — А чего ж ты их для калтыгинской группы не искал? Как ты думаешь, сколько они там в Германии протянули? Неделю?

— Это была необходимость. К тому же группа была достаточно хорошо подготовлена к экстремальным ситуациям. Вероятность их возвращения ненулевая.

— Знамо, хорошо подготовлена, — издевательски протянул Кандыба. — Ты ж и готовил. Знал, ведь, что делаешь, коммуняка чертов? На убой их готовил. Парни-то какие были, а. Калтыгин. Филатов. Бобриков…

— Он не Бобриков, — подумал Данька. — Не знаю пока, как он достал документы Бобрикова и кем этот Бобриков был, но узнаю обязательно.

— Да ты уже не спеши. Некуда спешить. Нет твоего Бобрикова-не Бобрикова в живых. Он же с тобой, мизгирем, связался как тут выживешь.

— Хоть бы каракуртом назвал, что ли… — Данька встал, прошелся по комнате. — Мизгирь не опасен, его укус вызывает отек тканей и в крайне редких случаях аллергию. Кусает только для самозащиты.

— А я этого узнать не успел, — оскалился убитый ими Гриня.- Я много чего узнать не успел, спасибо тебе.

— Думаешь, жил бы ты долго и счастливо? — Данька внезапно понял, что ему интересно узнать ответ. — Ошибаешься. Ты со своим Бурнашом года два протянул бы, не больше. Потом бы тебя мы к стенке поставили или еще до того Бурнашу под горячую руку попал. Или Лютому. Тут бы и закончилось для тебя все. Привет им обоим передавай, кстати.

— Передам, — кивнул Гриня. — А ты цыгану своему передавай. Сестре. Племяннику. Как они поживают, знаешь? Где они? Что с ними? Ты же к ним побежал, когда жареным запахло, а они потом куда-то делись. Вот же ж совпадение, а?..

— Побежал — их предупредить надо было. Телефон мог прослушиваться.

— Брешешь! — Гриня даже подпрыгнул в азарте. — Ты когда своим боевым товарищам кровушку пустил, испугался ведь, да, Данечка? Испугаааааался. Кинулся к Яшке с Ксанкой — авось что-либо придумают. И ведь придумали же, да? Ребенком и жизнью рискнули, чтобы тебя из петли вытащить.

— Были бы товарищи боевыми — не пришлось бы резать! — рявкнул мысленно Данька. — Это ж додуматься надо — к врагу в темное незнакомое помещение лезть! Вдвоем!

— Мизгирь как есть, — резюмировал Гриня. — Как только земля тебя носит. Яшка-то с Ксанкой живы, умник? Нулевая вероятность. Ну-ле-ва-я. Валерка бы тебя голыми руками удавил, да и удавит еще, дай срок. Если, конечно, ты его раньше в расход не пустишь, как это у тебя водится.

— Сгинь, — раздался негромкий женский голос. Гриня страдальчески поморщился — нигде, мол, мне приюта нет, никто мне не рад — и исчез.

Данька повернулся — Маша в своем белом платье, том самом, стояла у окна. Поймав его взгляд, улыбнулась, подошла и опустилась на пол у его колен. От ее лица шел мягкий жемчужный свет.

— Все хорошо, родной, — прошептала она. — Они живы. Яшка выкрутился, ты же его знаешь. Кончится война, все вы встретитесь. Четверо. Как раньше.

— И Калтыгин с группой вернется, — усмехнулся Данька, осторожно прикасаясь к ее лицу. На пальцах оставался светящийся след-что-то вроде пыльцы.

— Вернется — кивнула Маша. — Ты только пообещай, что забудешь меня. Обещаешь?

Он покачал головой — врать так и не научился. Под веками жгло.

Не могу.

— Бедный мой, бедный. Столько лет прошло… — Маша обняла его. — И имя у тебя теперь другое и звание другое, и друзья неведомо где, а только я для тебя та же самая…

— Не уходи, — попросил он, зная, что она ушла, ушла навсегда, еще тогда в чертовом двадцать седьмом, растворилась в больничных запахах и сочувствующих взглядах врачей.

— Ксанку ты не найдешь, — шепнула Маша. — Он ведь ее выкрал, а ворованное далеко прячут, надежно. Ты Яшку ищи…

И исчезла.

Сотрудник ГРУ, человек без имени и звания, которого звали либо Чех, либо Летнаб, когда-то, невероятно давно, бывший Данилой Щусь и несколько раз Григорием Кандыбой, обвел взглядом пустой — теперь уже действительно пустой — кабинет и потянулся к телефону для того, чтобы потребовать сведения о национальном составе разведчиков в разных частях на текущий момент, включая безвозвратные потери. По всем фронтам. Желательно к обеду. Спасибо.

Оставалось ждать.

И признаться, наконец, самому себе, что Смирнов просчитал их всех, ювелирно. Как, когда успел — неясно, почему решил вывести из-под удара не самых лучших и явно не благонадежных сотрудников — непонятно, но вывел. Тот разговор Данька запомнил навсегда.

— У Мещерякова будет три дня чтобы с вами попрощаться, — сухо сообщил ему Смирнов. — Потом он едет в командировку в Германию.

— Надолго? — глуповато спросил Данька. Смирнов не ответил.