Читаем Жизнь после вечности (СИ) полностью

—Позвонил один раз. Сообщил, что доехали, заселились и собираются идти смотреть на «Аврору».

—Значит, и с моим все нормально. И не писал и не звонил, паразит. Хотя что может случиться? С учителями же поехали, не сами. Организованно.

— Ничего случиться не может, все хорошо с ними, — заверил Яшка, хотя при воспоминании как исчезла в тамбуре вагона ленинградского поезда родная вихрастая макушка почему-то заходилось в тоске сердце. — Но писать родителям эти совершенно взрослые шестнадцатилетние товарищи, конечно, не будут. Кстати, заходите завтра в гости. Жена пирог с вишнями обещала.

—Обязательно зайдем, — заулыбался завхоз. — Пироги у Ксении Ивановны отменные. Это какое же у нас завтра число?

Яшка встал, надел форменный китель. Оторвал лист календаря, глянул на завтрашний день.

Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Воскресенье.


========== Во имя будущего ==========


Каждый раз, заходя в коридор, отделяющий спортивные площадки от административной части, Ксанка поражалась тому насколько по-разному думают люди. Архитектор создавал просторное светлое помещение с огромными окнами, полное солнца и воздуха, она же видела только простреливаемое пространство, заставленное лакированной, прекрасно горящей мебелью. Ловушку.

Не любила она этот коридор, но делать было нечего.

Ксанка села на стул у кабинета Спиридонова, ожидая вызова. Обычно все заходили без приглашения, но ей сегодня было назначено к определенному часу. Рядом, нехорошо покосившись на окна, плюхнулся бывший конармеец Васютин, с которым они когда-то вместе громили беляков, а теперь работали в спортивном обществе.

— И тебя вызвали? — спросил Васютин. — А зачем? Чего хотят-то?

Она только плечами пожала. За разработку самбеза{?}[самооборона без оружия, самбо. Вид борьбы, рзработанной в СССР в конце 1920-х - начале 1930 гг] их поощрили еще месяц назад, Валюшка уже успел изорвать штаны, сшитые из наградного отреза ткани. Больше никаких изменений в рутине спортобщества не возникало, их программа уверенно входила в общее употребление и приобретала все больше адептов. Ксанка втайне гордилась своей причастностью к созданию нового вида спорта.

Тем неожиданнее и тревожнее был вызов в кабинет Спиридонова, который к себе никогда никого не вызывал, предпочитая подойти с вопросом сам. К тому же у крыльца с обеда стояла серая машина, которой раньше здесь не видели. При всей кристальной ясности Ксанкиной биографии существовали вопросы, ответы на которые крайне заинтересовали бы ее бывших коллег, и нынешних кураторов{?}[Кураторами спортивного общества Динамо с момента его основания и до по сей день являются органы госбезопасности] спортивного общества. Основных угроз было две: махновец Федос Щусь, отцов брат, которого они с Данькой и не видели никогда, и шмеерзоновское дело.

Сам Шмеерзон из Москвы исчез, его вроде как в Киев перевели, но куда делись его изыскания, посвященные контрреволюционной группе Мстители, не сумел узнать даже Данька, так что приходилось учитывать, что рано или поздно их дело всплывет, как всплыло дело Валеркиных родителей.

Хорошо, хоть не ее одну вызвали, а и Васютина тоже, хотя Васютин никак не мог считаться приятной компанией.

— Ксан, а Ксан, — Васютин больно толкнул ее под ребро.

— Ты чего? — она потерла ушибленное место и повернулась к нему.

— У меня коньяк есть, — Васютин широко лыбился. — Давай, как освободимся, ко мне пойдем, а?..

Ксанка подняла брови.

— Ты, Васютин, если хочешь с жизнью покончить, справляйся сам, а моего цыгана не эксплуатируй.

— Эх, — Васютин развел руками. — Опять то же самое. Ну спросить-то я мог?

Она только головой покачала, обижаться на этого дурака смысла не было. Васютина непоправимо испортила древняя, ныне активно осуждаемая теория стакана воды, согласно которой пролетарка не могла отказать в близости пролетарию. Ксанка подозревала, что отказов в самой разной форме (она сама, не тратя слов, обычно заряжала ему в нос) он слышал куда больше чем согласий, но оптимизма и надежды Васютин не терял. Время шло, ее не вызывали. Ксанка достала блокнот.

Так, что у нас там. Планы тренировок сдала на утверждение, надо будет в секретариат зайти, забрать, и с двадцать первого начинать работать по новой схеме, группа хорошая, сильная, должны программу быстро освоить. Форму в прачечную отдала, в понедельник вернут. Завтра в детсаду субботник, сказали мужчинам обязательно приходить, ну уж нет, равноправие у нас, сама схожу, Валюшку с собой возьму, Яша пусть спит, и так раньше полуночи не приходит, засыпает прямо за столом. Выспится, и надо будет еще раз с ним поговорить, может на этот раз согласится. Если не согласится, буду снова и снова уговаривать. Что только с Данькой делать непонятно, с идейным нашим.

Ее размышления прервал еще один толчок в бок. Она снова повернулась, нахмурив брови, но на этот раз Васютин был серьезен.

— Ты знаешь, что Петька Леший повесился?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза