Читаем Жизнь после вечности (СИ) полностью

— Его связным остаешься ты. Вы хорошо уравновешиваете друг друга. Тебе скажут когда и куда приходить. Яшу требует себе МУР{?}[МУР - Московский Уголовный Розыск]. И требует и настаивает и умоляет, рыдая, и все это одновременно. У них не хватает людей. Оксане как я понимаю, сейчас не до того, но через полгода ей надо будет приступить к тренерской работе. Заодно в форму после родов вернется. Ее тоже вызовут. Место в яслях для ребенка выделим.

— Яшка справится, — уверенно сказал Данька. — Он с ними уже работал, знает, что к чему. А Ксанка…

— Будет учить твоих будущих сотрудников тому, что вы все так хорошо умеете делать, — Смирнов хмыкнул.

— Дело я закрываю. Шмеерзон предупрежден. Случай с нападением на него пока останется без внимания, но — Смирнов тяжело посмотрел на Даньку — если это повторится…

— Не повторится, — Данька говорил чистую правду. Какой смысл еще раз бить эту сволочь? Его убивать надо было, но теперь уже поздно.

— Хорошо. Далее. Ваше выступление на партсобрании было последним, запомни это и передай остальным. Никаких публичных выступлений.

— Но, Иван Федорович, — возопил Данька, — Валерка же не виноват, что его родители были эсерами! К тому же их уже расстреляли! Неужели вы хотите, чтобы мы отказались от товарища только потому… — и замолчал, наткнувшись на взгляд Смирнова.

— Никаких публичных выступлений, — повторил Смирнов. — Шмеерзон утверждает, что вы преданы не столько делу революции и советской власти, сколько друг другу. И знаешь, что, Щусь?

— Что? — послушно повторил Данька.

— Мне нечего ему возразить. Возможно, в чем-то он прав.

Да, теперь, почти двадцать лет спустя, можно было себе в этом признаться. Сошедший с ума еще во время еврейских погромов, Шмеерзон был прав — единственный раз в жизни. Друг другу. Исключительно друг другу.


========== Новые песни придумала жизнь ==========


Июньский полдень тек медленно как кисель, жарко было невыносимо, даже мухи не летали. Делать было нечего: протокол о единственном происшествии за сегодня — хищении злоумышленниками нижнего белья Розы Эдмундовны Шпак прямо с веревки, где оно сохло, был составлен два часа назад и даже подозреваемые были определены: люди с развитым чувством прекрасного, не иначе. Жаль, в ориентировку это вписать нельзя. До конца смены оставался час и Цыганков отчаянно надеялся уйти вовремя. Надежды обещали сбыться, херсонская милиция жила по обычному графику, не перерабатывая. Бывали, конечно, и катаклизмы: недавно какие-то гастролеры пытались сберкассу ограбить, но им не повезло. Во-первых, в очереди посетителей стоял сам начальник угро, во-вторых, денег в той сберкассе было ровно три рубля девятнадцать копеек, в-третьих, кассир, Нинель Павловна, услышав требование грабителей и увидев направленный на нее ствол, взволновалась до чрезвычайности и шарахнула нападавшего счетами по морде, так что выстрелил он уже в полете. Пуля ушла в потолок, разбила люстру, нападавших скрутили достаточно быстро. Народ здесь был простой — это Яшка еще по Гражданской помнил. В тот день задержаться на работе, конечно, пришлось, аж до семи вечера, допрашивая. В МУРе это даже задержкой не считалось, работали-то считай круглосуточно, тем более ОББ{?}[ОББ - Отдел Борьбы с Бандитизмом, подразделение Московского Уголовного Розыска (МУР) в 20-50-х годах 20 века.], а тут начальство предложило оплачиваемый отгул взять. Райская жизнь, рай-ска-я. А еще говорят, что рая не существует.

—Живем, товарищ майор, живем! — в кабинет втиснулся завхоз. Радостный и запыхавшийся, видимо, по всем кабинетам уже пробежался.

—Нам с понедельника машины выдают. Николаев списал и нам передает. Придется, конечно, починить, отремонтировать, ну а что делать? Зато машины будут.

—Гривко не отдам и не просите, — решительно сообщил Цыганков и немедленно перешел в наступление. — Вы в нашей области дороги видели? Их ни одна машина не осилит.

Дороги, конечно, были ни при чем, их в распутицу не всякая лошадь могла преодолеть. Но с Гривко они подружились, а от друзей Яшка отказываться не привык, тем более от таких друзей, которые сами за себя постоять никак не могут.

—Так я об этом уже подумал! Смотрите, товарищ Цыганков, что получается: у нас в описи материально-технических ценностей лошади идут как тягловая сила, так?

—Допустим.

—Я после того как машины на баланс поставлю, опись же переделывать придется!

—Видимо, так.

—И я лошадей как транспортное средство запишу. Или машины как транспортно-гужевое. Списывать ничего не придется, все при своих останутся. Машины не принять я не могу, нам же потом никто ничего не выделит, сами понимаете. А если машины есть, лошадей нам не полагается. Придется списывать и на мясокомбинат вести.

—Понимаю. Вы лошадей запишите как средство для транспортировки машин. Сейчас дождь пойдет — вмиг пригодятся. Только вы, товарищ завхоз, меня перецыганили.

Завхоз, уже взявшийся за ручку двери, замер, посмотрел вопросительно.

—Как так?

—Вы же только что семь лошадей со двора у советской власти свели. Тихо и незаметно. А еще говорят — цыгане конокрады.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза