Читаем Жизнь после вечности (СИ) полностью

«Это было настоящее, — вдруг подумал Валерка. — Я был настоящим. То, что было после двадцать пятого… это был уже не я. Я остался там, в том дне, где Яшка растаскивал нас с Данькой, а потом они решали кто и в каком порядке будет рисковать жизнью, и нет, меня не было в этом списке…»

Мещеряков закрыл глаза в попытке заснуть и тут же открыл их снова, ощутив, как заложило уши.

Самолет снижался.

— Твою ж мать, — произнес рядом Данька, который, оказывается уже не спал. — Что-то идет не так.

— Мы не в Москву летим? — уточнил Валерка.

— Предполагалось, что в Москву, но, судя по времени, — он глянул на запястье, — мы где-то над Херсоном. Родные места. До линии фронта мы не долетели.

— Это неприятно.

— Золотые твои слова, Гимназия…

— Кстати, — вспомнил Мещеряков. — Давно хотел тебя спросить: что за странное название операции ты мне устроил? Почему опять «Глория»? Откуда ты ее взял?

— Потому что Дора и розы с кровавыми лепестками, — ответил Данька. Ответ, наверняка, был точным, но совершенно непонятным.

Юнкерс, подпрыгнув, прикоснулся к земле и покатился, подскакивая на кочках. Данька достал пистолет, Валерка последовал его примеру.

Самолет остановился. За иллюминаторами была чернильная темнота. Распахнулась дверь в кабину экипажа и в салон шагнул летчик в немецкой форме.

— Здравия желаю, товарищ Летнаб, — произнес он, отдавая честь. — Капитан Устинович. Вам пакет.

Данька с непроницаемым лицом взял пакет в котором оказалось два машинописных листа и карта.

— Карандаш, — сказал он через минуту. Устинович протянул ему химический карандаш, Данька что-то написал на листках, положил их обратно в пакет и протянул летчику.

— Мы прилетели в заданную точку, — сообщил он ничего не понимающему Валерке.

— Выходим.

Снаружи было холодно. Валерка с наслаждением вдыхал сухой морозный воздух, глядя на светлеющее на востоке небо. Им овладела какая-то детская радость. Приключение. Это было приключение и черт с ней, с Москвой. Выкрутятся.

— Ситуация изменилась, мы нужны здесь, — сообщил Данька.

— Рассказывай.

Суть задания Данька изложил в трех пунктах. Валерка только головой покачал.

— Он действительно незаменим как источник информации. Видимо, приехал сюда подлечиться напоследок. Украину рано или поздно потеряют… в смысле, освободят. Но я был уверен, что Клапке погиб при взрыве в «Марго».

— Да ты и в Овечкине с Перовым был уверен, — вздохнул Данька.

— Чем масштабнее действие, тем больше погрешность результата. Напомни мне, кто два раза убивал Лютого?

Данька фыркнул и беззвучно засмеялся.

— Два километра до точки встречи. Спускаемся вон в ту балку, по ней выйдем, рассвет скоро, мы тут как на ладони.

В балке было совсем темно, Данька, шедший впереди, споткнулся о торчащий из земли камень, негромко зашипел и замер.

Выросшая как будто из-под земли черная фигура приставила к его лбу дуло пистолета.

Мещеряков, ощутив странное спокойствие, очень медленно, как ему показалось, взял на мушку человека, целящегося в Даньку, но рядом выросла еще одна темная фигура и Валерка ощутил тупое давление в районе солнечного сплетения. Данька вдруг одним коротким жестом выбросил в сторону руку с пистолетом.

— Это называется патовая ситуация, — прокомментировал он. — Опустите оружие, нас поровну. Ничья.

— Не поровну, — раздался насмешливый голос откуда-то сбоку. — Вы, двое, оружие на землю.

— Я выстрелю, — сообщил Мещеряков.

— Стреляй, дядя, стреляй, — весело согласился невидимый собеседник. — Скоро солнце взойдет, зальет степи херсонские алым, а под этим солнцем ты лежать будешь, красивый и бледный.

«Как странно, — подумал Мещеряков, — я был уверен, что только Яшка мог так поэтично запугивать…»

— Ну раз уж ты про Херсонщину вспомнил, — внезапно произнес Данька, не опуская руку с пистолетом, — то скажи мне как погиб Сидор Лютый?

— Лютому Щусенок должок отдал. Дважды. Ты мне скажи, что с Гриней Кандыбой приключилось?

— Да что с ним будет, отсидел и вышел, — ответил Данька который сегодня был чемпионом по части странных ответов.

— Пытался найти легавого, который его посадил, но тот как сквозь землю провалился.

— Ой, дядя, не ищи цыгана в степи, найдешь ведь… Вольно, ребята, свои.

Давление под ребрами исчезло. Стоящий напротив — в призрачном свете наступающего утра стали видны азиатские черты его лица — ловко и незаметно убрал оружие куда-то в складки одежды. Данька тоже выдохнул и опустил оружие. Валерка развернулся.

— Здравия желаю, — произнес почти не изменившийся Яшка. — Майор Цыганков. Старший лейтенант Иванов, лейтенант Мирзалиев.

— Меня зовут Чех, — произнес Данька.

— Это Гимназист.

— Да ладно, — восхитился Яшка. — Прямо вот Гимназист?

— Как видишь, — хмыкнул Мещеряков.

— Ну и будку же ты себе нажрал, Гимназия!

— Я по тебе тоже скучал…- начал Валерка, но осекся, услышав лязг оружия за спиной.

— Руки вверх!

Их окружили люди с автоматами. Мещеряков поднял руки, заметив, что то же самое сделали остальные. Внезапный поворот сюжета. Как в кино.

— Что, товарищ завхоз, — внезапно заговорил Яшка, — лошадей воровать надоело, теперь по степи с оружием бегаете?..

***

Костю Ленивкина казнили на рассвете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза