— Майор Цыганков по вашему приказу явился, — отрапортовал он, замечая выражение лица Костенецкого.
Сложным выражение было: как у как первоходка на малине, вроде бы и цену себе знает, но и понимает, что цена та сейчас невелика. Так-то Костенецкий в трусости замечен не был и все залетные, много о себе возомнившие, гости отправлялись им прямо по адресу, к матушке, а сейчас, значит, расклад был другой, нехороший.
Московский гость смотрел в окно, демонстрируя широкую спину, обтянутую чересчур хорошим сукном: новеньким, не потертым, потом не пропитанным, землей ни разу не притрушенным. Не фронтовым.
При сложении этого сукна и физиономии Костенецкого у Цыганкова моментально заныл выбитый когда-то в драке зуб.
Пакость какая-то надвигалась. Штабная. Крупномасштабная.
Костенецкий в ответ на приветствие как-то странно махнул рукой, стоящий у окна человек повернулся.
Выглядел москвич обычно, как они все выглядели, — лоснящаяся тыловая крыса, разве что добродушным казался. На золотых погонах сияли четыре звезды.
— Присаживайтесь, товарищ майор. У нас к вам разговор, — генерал развернул свой планшет и достал фотографию.
— Узнаете кого-либо?
Яшка посмотрел на снимок, на генерала и снова на снимок. Что за ерунда?
— Всех узнаю, — максимально вежливо ответил он, глядя в круглые, болотистого цвета глаза генерала. — Себя, например, первым делом узнал.
Фотография, предъявленная ему, была сделана летом двадцатого, незадолго до того как они сбили аэроплан и отправились в Крым за картой укреплений. Буденновцы тогда много фотографировались — фотограф жил при эскадроне почти все лето — но, кажется, не считая больших групповых снимков, они тогда только вчетвером снимались, дружба в эскадроне как-то не заладилась. Однако на этой фотокарточке почему-то кроме них оказались и Леший с Васютиным. Кажется, они дружили между собой, а Леший приятельствовал с Данькой… Теперь уже не вспомнить.
— Перечислите и расскажите про каждого, — велел генерал, чем запутал ситуацию. Зачем бы ему это?.. Раз уж он начал в глубокой древности копаться, то почему сам? У генералов всегда есть кому черновую работу поручить.
Цыганков опять посмотрел на снимок. Только Валерка выглядел как и положено красному бойцу — гимнастерка застегнута на все пуговицы, бляха ремня строго по центру, буденовка сидит как положено, он всегда аккуратистом был. Ксанка с Данькой назатыльники опустили, чего летом делать вообще-то не полагалось, он сам стоял с непокрытой головой и распахнутым воротом гимнастерки — не по уставу, но тогда с этим проще было. Тогда со всем проще было.
— Многое-то я уже и забыл, столько лет прошло, — начал он, прикидывая, куда разговор может вырулить, — но что помню, расскажу. Петька Леший, повесился в двадцать девятом, причину выяснить не удалось, хоронили на родине, Васютин, работал в спортобществе, потом куда-то перевели, видел его пару раз на Шестое Декабря. Данька Щусь, после войны недолго в ВЧК работал, потом в счетоводы пошел, Ксанка Щусь, все то же самое, но она еще пару лет спорт-инструктором работала, обоих после развода ни разу не видел, Валерка Мещеряков, тоже чекистом был, его в двадцать пятом куда-то командировали, больше не встречались, Яшка Цыган. Ну тут сказать особо нечего — лучший парень на Земле, сами видите.
Костенецкий издал странный звук; то ли смешок, то ли хрюканье. Москвич никак не отреагировал.
— Интересно. Вы сказали — развод. Эти двое развелись?.. — толстый палец генерала опустился на фотографию, придавив Данькину буденновку, и в этот момент Яшка понял, что пришла Москва по его душу, а весь этот разговор — вступление к чему-то более серьезному. Сходство между братом и сестрой било в глаза даже на этой потертой фотографии.
— Я развелся, — вздохнув, грустно сказал Цыганков. — С ней. Вернее, просто разошлись, мы не расписаны были. Забрал сына и уехал.
И ткнул пальцем в Ксанкино изображение, заметив, что в болотистой глубине колыхнулось что-то похожее на смех, но больше напоминавшее цепкое внимание. Смотри, дядя, смотри, и не такие как ты смотрели.
— Разошлись, значит… Ясно. Что с вашей бывшей женой сейчас?
— Понятия не имею, товарищ генерал, — искренне сказал он. — Я ее с тех пор не видел.
— Знаешь, что плохо, Цыганков?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Никто ее с тех пор не видел. Пропала она, бесследно. Скажи мне, майор, когда жена пропадает, кого в первую очередь подозревают? Были в твоей довоенной практике такие дела?
— Были, конечно, товарищ генерал. В таких случаях мужа разматывать на признание надо, из ста девяносто девять, что он от жены избавился. Только, разрешите заметить, есть одно обстоятельство.
— И какое же?
— С мужем все, что угодно сделать можно, он не только в убийстве признается, но и в том, что с трупом сношался, однако, пока тело не найдено, предъявить ему будет нечего. А если бы тело нашли, сейчас бы со мной не вы беседовали и не здесь бы я был. Я когда уходил, Ксанка жива-здорова была, вслед смотрела. Что с ней потом случилось самому знать охота.