- А вот тогда, Валерка, ты берешь Ксанку с ребенком и вы быстро-быстро бежите отсюда. Вот как мы из Польши{?}[Варшавский поход был провальным и Конармия в буквальном смысле слова спасалась бегством] бежали, так вы из Москвы бегите. С той же скоростью, но в другую сторону. И чтоб воспитал моего парня как следует!
- Не пойдет, - сказал Валерка, которого будто морозом обдало от этого разговора. Поднялся на затекшие ноги и развернул обоих лицом к себе. Представлять как в каждый из этих затылков войдут пули, было невозможно. На какую-то секунду он увидел Даньку, лежащего ничком в луже собственной крови. Цыгана, который уже никогда не засмеется и не возьмет в руки гитару. Представил жизнь в вечных бегах, с возненавидевшей его Ксанкой и ребенком, глядящим на него Яшкиными глазами.
- Слишком неправильно это получается, ребята. Я сам со всем разберусь.
- Яааааш, - простонал Данька. - Ебани ему, пожалуйста, от души, а? Чтоб у него нимб с башки слетел. Я если начну, уже не остановлюсь.
- Тут кузнечный молот нужен, - Яшка закурил. - Голыми руками не справлюсь. В общем, Валерка, сиди тут и жди. Не двигаясь с места. Данька, ты тогда иди к Смирнову, я тебя на улице у Управления ждать буду. Мало ли.
- А вы оба не охренели? - вежливо спросил Валерка.
- Нет, - снова хором ответили они.
И разговор был окончен.
На следующий день Смирнов, в штатском, ждал его в сквере у роддома. Смерил своим обычным взглядом - сложное сочетание знания, утомленности этим знанием и спокойствия - и кратко выдал инструкции. Валерка, второй день живущий в Ксанкиной палате, только кивал.
Через три дня он уехал.
На двадцать лет.
И все эти двадцать лет он отдавал долг, невероятный, огромный долг, повисший на нем. Он не мог отблагодарить ни Щусей, ни Яшку, но он мог спасти чью-то жизнь так же, как несколько раз спасали его. Оформить правильные документы неправильным людям. Оплатить дорогу до Америки нескольким семьям. Создать агентурную сеть и связаться с другими подпольщиками. Наладить передачу информации о движении воинских эшелонов для Москвы. Сделать так, чтобы вагоны со взрывчаткой отправились не на фронт, а в утиль. Помешать созданию нового вида оружия и лишить Рейх гениального конструктора…
А теперь Мюллер обещает ему пытки и воображает, что напугал его.
Смешной человек.
Нельзя напугать того, кто живет третью жизнь и, значит, уже дважды умер.
***
Данька, потушив свет, раздвинул плотные маскировочные шторы и посмотрел на чернильное небо. Погода летная, это хорошо.
План был готов.
Не идеальный план, даже не хороший, но единственный план, который мог быть осуществлен в заданных условиях. Авантюра, проще говоря.
“Как будто когда-то было иначе”, - подумал он, отхлебывая горячий чай и ощущая как тепло расходится по онемевшему от долгой неподвижности телу. - “Всегда и во всем идти кратчайшим путем, невзирая на последствия…”
Он сделал еще глоток, затем покачал в ладонях кружку и внезапно открыл дверь, ведущую к переводчикам. Детальная схема тюрьмы Тегель так и осталась лежать на столе.
Ольга склонилась над столом, лампа подсвечивала золотистые кудряшки, выбившиеся из тугого узла на затылке. Он подошел ближе. Она встрепенулась при его приближении и поспешно начала раскладывать бумаги по папкам.
- Я хотел сказать спасибо за чай, - сказал Данька. - Это же вы мне его приносите, да?
Она, смешавшись, покраснела и кивнула.
- Сколько раз?
- Сегодня или вообще?
Он прикрыл глаза, пытаясь сообразить. Хороший вопрос.
- Сегодня.
- Четыре, - тихо сказала она. - Извините, что несладкий, сахарин у нас давно закончился и заварки тоже почти нет, но я… я подумала, что главное, что он горячий, правда же?
- Правда. Спасибо.
Он развернулся и взялся за ручку двери, однако медлил ее открыть.
- Мне было не сложно, - стеклянным голосом сказала Ольга. - Мне совсем не сложно делать для вас чай. Я все равно сижу, перевожу тут разное, а вы… Вам нужнее.
Данька отпустил ручку двери. Снова подошел к ее столу.
- Оля…