Но Яшка, крепко избитый, но живой, сразу же возник за ее спиной. Глаза его горели острым охотничьим огнем, он поднял револьвер, Ксанка, не глядя, отодвинулась, уступая ему право действия, Овечкин метнулся в проем иллюминатора, Яшка дважды нажал на курок. Видно, ему действительно досталось так, что он начал промахиваться - обе пули ушли куда-то вбок, Овечкин послал Ксанке воздушный поцелуй и кувыркнулся спиной вперед.
Нарышкин тонко, по-бабьи, вскрикнул.
Валерка перевел взгляд - с пустого прямоугольника иллюминатора на пустой прямоугольник двери, потому что Яшка медленно сполз по притолоке на пол, Ксанка склонилась над ним - не богиня, обычная девчонка, едва сдерживающая слезы. Глядя на эти метаморфозы, Валерка осознал то, что следовало понять уже давным-давно. Однако в каюту ворвался Данька, который, перепрыгнув через сестру, схватил корону, и Валерка отвлекся на более насущные дела.
- Ну все, приплыли, - сообщил Данька, оглядев каюту. - Вот и вся наша учеба. Теперь будем этого ловить. Цыган, ты жив?
- Жив, - ответила Ксанка. По ее щеке ползла-таки слезинка. Яшка кивнул и улыбнулся. Смотрел он при этом на Ксанку. Остальные здесь явно были лишними.
- Вы все еще задержаны, - сказал он Нарышкину. - Идете со мной. Данька, Яшке носилки нужны.
Они вышли из каюты. Яшка, услышав про носилки, попытался встать, но безуспешно.
Овечкина они не нашли, хотя и искали. Ни живого, ни мертвого. Ушел штабс-капитан. Растворился в рассветах, закатах и что там еще. Валерка о нем не жалел.
А потом ему стало не до Овечкина. Совсем не до него.
И про его мрачное обещание он не вспоминал.
До сих пор.
Мещеряков подумал, что надо бы поспать, силы ему еще пригодятся - и немедленно заснул. Ему снилась Марта.
***
- Какой же я везучий сукин сын, - промурлыкал Проскуряков, изучая старое следственное дело. - Везучий не потому что везучий, а потому что умный. Хотя самый умный в этой истории - МУР, тут не поспоришь. Красиво ребята ушли, все в белом и совсем непричастны, а мы слегка обосравшись сидим, и одна только радость - чекисты-то в дерьме по шею…
Он потянулся к телефону.
- Танечка, а я командировку хочу. На Второй Украинский. Организуй?..
Он повесил трубку. Ну Щусь, ну заварил кашу…
***
Под утро Мещерякова разбудили, велели поднять койку и стоять по стойке смирно. Примерно тогда же ожил спрятанный где-то в стене невидимый динамик.
- У вас есть сутки на размышления, - бесстрастно сообщил голос Мюллера. - Либо вы работаете с нами добровольно, либо мы начинаем допросы с пристрастием высшей категории.
- Предполагается, что я должен испугаться? - пробормотал Мещеряков, озираясь в поисках источника звука.
- Делайте свой выбор. Либо долгая спокойная жизнь где-либо в горах или на побережье, либо вы превращаетесь в бессмысленный кусок мяса, мечтающий о смерти.
Чтобы выдать объемный звук и создать эффект присутствия, динамик должен быть где-то вверху, и, поскольку камера не совсем квадратная, чуть смещен от центра. Скорее всего, он спрятан в центральной балке ближе к двери.
Валерка оглянулся. На прикрученной к полу тумбочке лежала библия. Он швырнул ее в потолок, целясь в предполагаемый динамик и засмеялся про себя явному символизму. Сокрушим Сатану Святым Писанием! Библия со стуком упала на пол, раскрывшись бабочкой.
- Время пошло, - сообщил голос.
Камеру заполнил стук метронома, отсчитывающий минуты оставшейся ему жизни.
Охранник приоткрыл дверь, жестом указал на валяющуюся книгу. Мещеряков нагнулся, чтобы поднять ее и нечаянно подглядел фразу из текста: “..Ибо нет иного бога, который мог бы так спасать…”. Книга пророка Даниила.
Он снова засмеялся - теперь уже вслух. Охранник шагнул внутрь, коротко саданул под дых. Валерка задохнулся от боли, хотел ударить его в ответ, но понял, что силы слишком неравны. Выпрямился, хватая воздух ртом. Охранник ушел. Лязгнула дверь.
Что ж, возможно книга пророчеств была просто отпечатанной в типографии книгой, но Валерий Мещеряков верил в чудеса. Чудом был неведомо откуда возникший Иван Щусь, подобравший замерзающего, больного тифом гимназиста. Чудом был неведомо откуда возникший у здания ялтинской контрразведки Яшка. Ксанка, упругим мячиком метнувшаяся на трибуну, тоже была чудом. Кажется, он хотел вспомнить тот день, но почему?..
Стеклянные пластины. Когда ему вкололи амитал, вдруг возникло ощущение, что мир состоит из стеклянных пластин. Странное, но уже знакомое чувство, почти как после того партсобрания. Мир в тот день пошел трещинами и гильотиной рухнул прямо ему на шею. Рассыпался на кучу осколков, которые долго еще звенели и никак не могли улечься.
Странный был день.
Непредсказуемый.
Вначале товарищ Мещеряков оказался дважды гнидой - дворянское отродье и сын врагов Октября. Как же так, товарищ Мещеряков, мы ведь так вам доверяли!