Жизнь после жизни

Памела покосилась на Урсулу, подняв брови; Урсула не верила своим ушам: с каких это пор отец с матерью начали в открытую пикироваться? Она хотела расспросить Хью о неразорвавшейся бомбе, но Памела поспешила сменить тему.

— Как поживает Милли? — оживленно поинтересовалась она.

— Неплохо, — ответила Урсула. — С ней легко жить в одной квартире. Правда, в Филлимор-Гарденз мы почти не встречаемся. Она вступила в Национальное общество по организации зрелищных мероприятий. У них актерская бригада — ездят по заводам и во время обеденного перерыва развлекают рабочих.

— До чего дошли, — посмеялся Хью.

— Шекспира ставят? — недоверчиво спросила Сильви.

— Сейчас такое время, что она, по-моему, хватается за все. Немного поет, в юморесках участвует — ну, ты понимаешь.

Сильви, судя по виду, не понимала.

— У меня есть молодой человек, — выпалила Урсула неожиданно для всех, и в первую очередь для себя.

Это, скорее всего, было сделано для поддержания легкой беседы. Урсула просто не подумала.

Звали его Ральф. Он жил в Холборне — ее «приятель», с которым она недавно познакомилась на курсах немецкого. До войны Ральф был архитектором, и Урсула надеялась, что в мирное время он вернется к той же профессии. Если, конечно, хоть кто-нибудь останется в живых, чтобы давать ему заказы. (Не разделит ли Лондон судьбу Кносса или Помпеи?^{146} Жители Крита и Рима в разгар бедствия, вероятно, тоже приговаривали: «Мы выстоим».)

У Ральфа было множество идей перестройки трущоб в современные высотные здания. «Город для людей, — говорил он, — восстанет из пепла, как феникс, и будет гимном современности».

— Надо же, какой иконоборец, — сказала Памела.

— У него нет такой ностальгии, как у нас.

— А у нас разве есть? Ностальгия?

— Конечно, — ответила Урсула. — Ностальгия питается тем, чего никогда не бывало. Мы видим Аркадию в прошлом,^{147} а Ральф видит ее в будущем. И то и другое не имеет отношения к реальности.

— Тучами увенчанные башни?^{148}

— Примерно так.

— Но он тебе нравится?

— Нравится.

— У вас с ним уже было… ты меня понимаешь?

— Ну и ну! Что за вопрос? — рассмеялась Урсула. (Сильви опять убежала к дверям, а Хью уже сидел на траве, как заправский Большой Вождь Бегущий Бык.)

— Вопрос по существу, — сказала Памела.

На самом деле у них ничего не было. Возможно, прояви он настойчивость… Урсуле вспомнился Крайтон.

— Да у нас и времени нет для…

— Для секса? — не утерпела Памела.

— Вообще-то, я хотела сказать «для романтических отношений», ну пусть будет «для секса».

Тут вернулась Сильви и бросилась разнимать враждующих. В качестве нападающей стороны эвакуированные вели себя очень неспортивно. Хью между тем был связан старой бельевой веревкой. «На помощь!» — одними губами прошептал он Урсуле с ребячливой ухмылкой. Урсула порадовалась, что он в своей стихии.

Если бы знакомство их произошло до войны, ухаживания Ральфа (или ее — за Ральфом?) приняли бы форму приглашений на танцы, в кино, в уютные ресторанчики, но сейчас их чаще всего тянуло к развалинам, как туристов — к древним руинам. Для осмотра, как выяснилось, лучше всего было занимать места сверху в автобусе одиннадцатого маршрута.

Возможно, такая тяга объяснялась не столько войной, сколько причудами обоих. Другие парочки как-никак соблюдали обычные ритуалы.

А они «посетили» галерею Дювина в Британском музее,^{149} универмаг «Хэммондс» близ Национальной галереи, гигантскую воронку перед Банком Англии — такую огромную, что через нее даже был перекинут временный мост. Затем торговый дом «Джон Льюис»: когда они подъехали, здание еще дымилось, а на тротуаре валялись манекены, лишившиеся одежды.

— Тебе не кажется, что мы с тобой какие-то извращенцы? — спросил Ральф, а Урсула ответила:

— Нет, мы — свидетели.

Она не исключала, что когда-нибудь ляжет с ним в постель. Не видела особых препятствий.

Бриджет вынесла чай с кексом; Памела сказала:

— Думаю, пора освобождать папу.

— Выпьем, — предложил Хью, наливая Урсуле солодового виски из хрустального графина у себя в «роптальне». — Я теперь в основном тут отсиживаюсь. Единственное спокойное место. Собакам и кочевникам вход строго воспрещен. Знаешь, я за тебя переживаю, — добавил он.

— Я и сама за себя переживаю.

— Война — кровавое дело?

— Чудовищное. Но, думаю, праведное.

— Справедливая война? Как тебе известно, у Коулов родня большей частью живет в Европе. Мистер Коул рассказывает жуткие вещи о том, что делают с евреями. А здесь, можно подумать, это никого не касается. Ладно. — Он поднял и попытался закончить на более жизнерадостной ноте: — Давай. За окончание.

Когда она распрощалась и Хью проводил ее по тропе до полустанка, было уже темно.

— Бензина, к сожалению, нет, — сказал он и печально добавил: — Ты припозднилась. — У него был сильный фонарик, и никто не требовал его погасить. — Вряд ли я привлеку «хейнкель».

Урсула рассказала ему, что большинство спасателей суеверно боятся включать карманные фонарики, даже во время налетов, когда вокруг горят здания, полыхают зажигалки и вспыхивают осветительные ракеты. Как будто робкий луч фонарика может на что-то повлиять.