Жизнь после жизни

— Кошмар, — сочувственно отозвался Крайтон.

(— Памми! — обрадовался Хью.

— С днем рождения, папа, — сказала Памела. — Подарков, к сожалению, не привезли — только себя.

— Этого более чем достаточно! — просиял Хью.)

— Да еще с багажом и с собакой. Но Памми такая волевая. А вот моя поездка домой действительно обернулась сущим кошмаром. Морис, Эдвина, их унылые отпрыски и шофер. Который оказался прелестной девушкой из транспортной службы.

— Надо же, — сказал Крайтон, — как ему это удается? Я до сих пор не сумел вытребовать себе такую пташку.

Урсула со смехом топталась в кухне, пока он готовил какао. Пили они его уже в постели, когда Урсула забавляла Крайтона эпизодами семейного торжества (слегка приукрашенными — она считала своим долгом его развеселить). Чем мы не супружеская пара? — размышляла Урсула. Может, вся разница в том, что сейчас война. А может, и не в том.

— Я вот тоже думаю пойти служить, — сказала она, вспоминая девушку-шофера. — Как говорится, «внести свою лепту». Чтобы не оставаться чистоплюйкой. Ежедневно читаю, как люди совершают подвиги, а сама боюсь руки замарать.

— Ты и так вносишь свою лепту, — сказал он.

— Каким же образом? Поддерживаю военно-морской флот?

Засмеявшись, Крайтон прижал ее к себе. Он уткнулся носом ей в шею, и она вдруг подумала, что это, вероятно, и есть счастье. Или, уточнила она для себя, настолько похоже на счастье, насколько возможно в этой жизни.

«Дом», как ударило ее во время мучительной обратной поездки в Лондон, — это не Эджертон-Гарденз и даже не Лисья Поляна. Дом — это воспоминание, сродни Аркадии, затерянной в прошлом. Она уже мысленно пометила этот день как «юбилей Хью», добавив его к перечню семейных событий. Позже, когда стало ясно, что им не суждено больше собраться вместе, она пожалела, что многое упустила из виду.

Утром ее разбудил Крайтон, поставив перед ней поднос с чаем и гренками. За такую предупредительность она должна была благодарить не Уоргрейв, а военно-морской флот.

— Спасибо, — пробормотала она, с трудом садясь в постели после вчерашних испытаний.

— К сожалению, плохие новости, — сказал Крайтон, отдергивая шторы.

Первая ее мысль была о Тедди и Джимми, хотя она знала, что, по крайней мере, этим утром они спокойно отсыпаются в Лисьей Поляне, в своей общей комнате, где до них жил Морис.

— Какие? — спросила Урсула.

— Норвегия пала.

— Бедная Норвегия, — сказала она и отпила горячего чаю.

Ноябрь 1940 года.

От Памелы пришла посылка с детскими вещичками, из которых вырос Джеральд, и Урсула сразу подумала о миссис Эпплъярд. В общем-то, миссис Эпплъярд вспомнилась ей случайно, так как после переезда в Эджертон-Гарденз Урсула не поддерживала отношений с обитателями дома на Аргайл-роуд, о чем сама жалела, потому что привязалась к барышням Несбит и часто думала, как они выдерживают нескончаемые бомбардировки. Но пару недель назад она повстречалась с Рене Миллер.

Урсула, как выражался Джимми, была с ним «в городе» — он получил отпуск на несколько дней и приехал в столицу. Они застряли в «Черинг-Кросс-отеле» из-за неразорвавшейся бомбы (иногда ей казалось, что неразорвавшиеся бомбы хуже разорвавшихся) и коротали время в кафетерии на втором этаже.

— Вот там сидит вульгарная девица — вся намазана, зубы торчат. Она, кажется, тебя знает, — сказал Джимми.

— Бог мой, да это же Рене Миллер, — поразилась Урсула, завидев Рене, которая настойчиво махала ей рукой. — Что это за тип с ней за столиком? На бандита похож.

Рене бурно выразила свои чувства, как будто они с Урсулой в некой прошлой жизни были лучшими подругами («Какая бойкая», — засмеялся Джимми, когда они унесли ноги), и потребовала, чтобы они выпили с ней и «Никки». Сам Никки явно был не в восторге от этой затеи, но все же пожал им руки и подозвал официанта.

Рене ввела Урсулу в курс всего, что «замутилось» на Аргайл-роуд, хотя за прошедший год особых перемен там не произошло, разве что мистер Эпплъярд нынче тянул военную лямку, а миссис Эпплъярд нынче стала матерью. «Мальчик у ней, — уточнила Рене. — Страшен как смертный грех». Джимми, хохотнув, сказал:

— Люблю, когда девушки называют вещи своими именами.

Никки злился оттого, что к ним присоединился такой обаятельный молодой человек, тем более что Рене, осушив очередной стаканчик водянистого джина, стала заигрывать с Джимми (со стороны это выглядело почти профессионально).

До слуха Урсулы донеслось чье-то сообщение о том, что бомба обезврежена, и, когда Рене скомандовала: «Закажи-ка нам еще по стаканчику, Никки», а Никки начал закипать, Урсула сочла за лучшее распрощаться. Никки не позволил им оплатить счет, как будто это было делом принципа. Урсуле совсем не улыбалось быть обязанной такому субъекту. Рене обняла ее, расцеловала и сказала:

— Забеги как-нибудь стариков моих проведать, им радость будет.

И Урсула пообещала.

— Господи, я думал, она меня съест, — сказал Джимми, когда они пробирались среди обломков на Генриетта-стрит.