Жизнь продленная

— Я только теперь начинаю понимать, почему люди женятся, — продолжал Фердинанд произносить непривычные слова.

— Бедный мой!..

В город она вела его, как ребенка, за руку, совершенно запретив разговаривать, а сама испытывала при этом удивительное чувство отваги, решимости, уверенности. Если бы кто-то попытался в это время отнять у нее Фердинанда, она бы дралась за него, как солдат. И в то же время у нее в голове пробегали совсем не воинственные мысли. С грустноватой мудростью она рассуждала так: счастье в пору тревог и несчастий — может быть, всего лишь забвение. Но оно все равно счастье. Короткое — оно еще больше счастье. Будем же дорожить им! Мир стал слишком непонятным и неспокойным, так что будем укреплять наш собственный мир, мир двоих…

13

В самом начале тринадцатого дня в штабе батальона появился Женя Новожилов. Он приехал вместе с «молоковозами» первой роты и внес в столовую — саперы как раз садились завтракать — запахи луговых трав и утренней росы. Прямо с порога доложил:

— Товарищ майор, взвод разведки задание выполнил, проверку дорог и мостов закончил. Мин нет.

— Хорошо. Садись с вами завтракать, — пригласил майор.

Женя снял пилотку и сел на свободный, между Полонским и Роненсоном, стул. Оглядел сервировку, провел рукой по скатерти. Осведомился у Роненсона:

— Мои ребята поставлены на довольствие?

— Ты еще спрашиваешь!

— А где они сейчас? — спросил о разведчиках Полонский.

— Идут по дороге фольварк — Гроссдорф с миноискателем. Хотя тут все изъезжено, я решил все-таки проверить обочины.

— Это ты правильно решил, — одобрил комбат.

— Теперь нам отдохнуть бы, товарищ майор, — не столько попросил, сколько напомнил Женя комбату.

Теленков повернул голову к Горынину, тот сказал: «Надо дать», — и комбат объявил:

— Неделю вас не тронем.

Женя откинулся на спинку стула, оглядел всех сидящих за столом, и все ему, как видно, понравилось, потому что он улыбнулся почти блаженно и пропел свою привычную коротенькую песенку:

— Красота — жизнь!

В сущности, для него только сегодня совершенно окончилась война и всякие контакты с нею.

Фрау Гертруда внесла для Жени тарелку, прибор, затем принесла жаркое — в этот день меню составлял кто-то другой, не Густов.

— Пошалуйста, лёйтнант! — проговорила она и улыбнулась.

— Веселая она у вас, — заметил Женя.

— Когда как, — сказал Роненсон.

А Женя стал рассказывать про немцев, с которыми, общались разведчики в деревнях:

— Даже странно как-то. Встречают без всякой опаски, приглашают в дом. Конечно, побаиваются нас, все ждут, когда мы начнем какие-то операции против них, но и про колхозы тоже спрашивают. Значит, собираются жить, а не помирать, раз колхозами интересуются. В общем — люди как люди…

Когда принялись за кофе с молоком, дверь в столовую широко распахнулась и через порог перегнулся своим длинным туловищем связной Василь.

— Германы идуть! — крикнул он.

— Какие германы? — спросили его сразу несколько человек.

— Та фрицы ж! Дюже много.

Офицеры повскакали с мест и кинулись к окнам. Майор Теленков расстегнул на ходу свою блестящую, довоенной кожи кобуру.

— Это пленных ведут, — сообщил Женя, первым, как и подобает разведчику, оказавшийся у окна.

— Интересно, интересно, — проговорил Полонский, доставая из кармана свой рисовальный альбомчик и направляясь быстрым шагом к выходу.

— Стоит посмотреть, — сказал и Горынин.

Немцы шли по четыре человека в ряд — все равно как с работы или на прогулку. Шли в ногу. Несколько человек в разных местах наигрывали на губных гармошках что-то ритмичное и легкое, другие подсвистывали гармошкам — и довольно браво. На выбритых лицах и в глазах немцев не замечалось уныния. Может, они хотели всем показать, как умеет немецкий солдат переносить даже поражение, но главное было, конечно, в том, что эти люди отлично знали теперь: впереди у них — не смерть. Пусть лагерь, пусть даже Сибирь, но не смерть. Так что марш-марш от смерти! Ко всем чертям смерть и войну!

На тротуарах все больше появлялось цивильных немцев — женщин и подростков. Вначале они продвигались от своих домиков к тротуару с боязливой неуверенностью, все равно как по заминированным дорожкам шли, но, когда с первыми ничего не сделалось, стали смелеть и другие. Они еще не знали всех правил поведения при новых властях, но не сомневались, что такие правила где-то изложены, познавать же их приходилось пока что вот такими пробными, разведывательными шажками: прошла одна женщина — значит, можно и остальным, не останавливают — значит, не запрещается. А выйти на тротуар хотелось! Многих женщин магически влекла, манила робкая, как они сами сегодня, надеждинка: не увижу ли своего? Каждой солдатке почему-то думается, что если гонят мимо дома пленных, то среди них может оказаться и ее муж… Впрочем, нередко так и случалось. По крайней мере — в России.

Какой-то молодой женщине и здесь померещилось, что она встретила своего. Она подняла руку и негромко, как-то по-домашнему, позвала:

— Фра-анц!