Жизнь продленная

Василь подкатил на мотоцикле, и Женя на ходу одним махом впрыгнул в коляску, а прибежавший с перекрестка сапер вскочил на сиденье сзади водителя. И они помчались между колонной пленных и тротуаром, пробивая и расширяя гудками дорогу. Немки на тротуаре начали перешептываться между собой, а ко всему привычные пленные просто стояли, печально поглядывали на дома, на людей и ждали, пока им скомандуют двигаться дальше. Никакое недовольство задержкой или повышенное к чему-либо внимание были теперь им неведомы. В ближайшее время жизнь не могла принести им каких-либо резких перемен, и они ничего такого не ждали.

Саперы-штабисты собрались потеснее вокруг комбата и Горынина и пытались понять для себя, как этот фугас не был обнаружен раньше. Первая мысль была, конечно, такая: его поставил кто-то недавно. Однако не было слышно, чтобы немцы хоть где-нибудь что-то заминировали или взорвали после окончания войны. Похоже, что они и не собирались вести партизанскую войну, сразу и окончательно уверовав в свое поражение… Но как же все-таки появился этот фугас? Нельзя же предположить, что он оставался здесь со времени боевых действий и никем не был обнаружен… Густов вспомнил и рассказал товарищам, что вчера, переходя ручей, он по привычке заглянул в эту дорожную трубу, но ничего подозрительного не заметил. Правда, он должен был признать, что подробно трубу не обследовал, ибо не сомневался, что она обследована задолго до него… А что, если фугас появился минувшей ночью?..

— Товарищ майор, — обратился Густов к комбату, — я хочу тоже посмотреть на этот подарок.

— А зачем? — не понял майор. — Женя справится.

— Я хочу сравнить с тем, что видел вчера… Конечно, я не запомнил все до мелочей, но, может быть… Все-таки интересно: старый он или сегодняшний?

— Ну, смотри, я не держу тебя, — разрешил майор. — Только успеешь ли? Женя работает быстро, сам знаешь.

И Густов действительно не успел.

Когда до трубы оставалось с полкилометра, над дорогой поднялся черный рваный куст выброшенной земли с красным огненным сердечником внизу и раздался взрыв…

15

Потом, когда хоронили Женю, все еще не веря в реальность его гибели и словно бы надеясь на возможность воскрешения, люди продолжали высказывать догадки и предположения. Одни считали, что фугас был установлен на неизвлекаемость, а Женя понадеялся на свою опытность и взялся его обезвреживать, чтобы не рвать дорогу. Другим казалось, что виной всему могла стать торопливость, поскольку работал Женя на виду остановленной, как бы нависшей над ним колонны военнопленных. Он, конечно, нервничал и потому, что получил замечание от комбата. Наконец, было высказано предположение о химическом взрывателе, у которого как раз в тот момент истекло время. Правда, разведчики сняли один механический взрыватель и послали человека с докладом, после того как обнаружили еще одну оттяжку, уходившую в землю. Выходит, взрывателей хватало и без химического. Разведчики уже решили про себя взорвать все эти устройства к чертовой бабушке вместе с трубой и дорогой. Женя, однако, захотел посмотреть сам. Отогнал всех на безопасное расстояние и остался работать один. Минуты за две до взрыва он выглянул из трубы, как будто хотел что-то попросить или кого-то позвать, но тут же снова скрылся, так и не позвав никого.

Версией насчет химического взрывателя заинтересовался отдел контрразведки «Смерш». Если химический — значит, недавно установленный. Значит, где-то неподалеку есть преступник.

В батальон пришел общительный рослый капитан по фамилии Александров, который бывал у саперов и раньше. Поговорил чуть ли не со всеми разведчиками. Но они и сами мало что понимали. Фугас был засыпан старым сухим мусором. Свежей земли никто не видел. Докопались до одного взрывателя, потом увидели оттяжку… Они теперь проклинали себя за то, что не взорвали фугас сами, без всякого доклада командиру. Пусть бы они нарушили его заповеди («Самый лучший разведчик — дисциплинированный, самый храбрый сапер — осторожный»), пусть бы их всех потом как угодно наказывали, зато жив бы остался Женя…

Капитан на это ничего не отвечал, только слушал.

Он зашел потом к Густову — вроде как проконсультироваться насчет разных типов взрывателей. Но он не избегал и таких вопросов:

— Почему вы шли тогда полем, а не дорогой и почему заглядывали в эту дорожную трубу? У вас ведь не было такого задания?

— Не было, конечно, — отвечал Густов. И вдруг почувствовал, что краснеет…

В самом деле: как ты расскажешь контрразведчику о том, что за полосу оградительных насаждений тебя вынесло какое-то ребячество, какое-то странное для взрослого человека желание пробежаться по травке? И как объяснишь, почему сапер, не имея на то специального задания, заглядывает порой под мосты, присматривается к лежащей поперек дороги проволоке? А если сумеешь объяснить это, то как ответишь на следующий вопрос:

— Говорите — привычка? Но почему же вы не подумали о том, что идти по обочине более опасно, чем по проверенной, исхоженной и изъезженной дороге? На обочине могли быть мины…