…Было бы правильно <…> отвести исследованию о душе одно из первых мест. Думается, что познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы. Ведь душа есть как бы начало живых существ[321].
Роль науки состоит в том, чтобы «заменить видимую сложность невидимой простотой».
Над обширными тропическими равнинами льянос, в Центральной Венесуэле занимается новый день. Группа всадников, большинство из которых местные жители, и двое европейцев отправляются из деревни Растро-де-Абахо на ловлю электрических угрей. Это утро 9 марта 1800 года – утро нового века, который будет отмечен бурными социальными потрясениями и научными революциями, однако в провинциальной Венесуэле пока все спокойно. Местные проводники – скорее всего, индейцы гуахибо, населявшие равнины, льянос, к востоку от северных вершин горного хребта Анд. Их имена нам не известны, а вот их белых спутников зовут Эме Бонплан (1773–1858) и Александр фон Гумбольдт (1769–1859). Бонплан – географ и ботаник из Франции, довольно тучный и флегматичный, а Гумбольдт – стройный, приятной наружности прусский путешественник-первооткрыватель и ученый, которого уже давно интересует природа живых организмов и электричества. К сожалению, коренные племена, населявшие равнины льянос, почти исчезли, однако мы можем прочитать об их традициях, мифах и легендах в записках, которые оставил один из последних встречавшихся с ними путешественников барон Герман фон Вальде-Вальдег[322].
Экспедиция описана Гумбольдтом в книге «Личное повествование»[323], которая впоследствии вдохновила Чарлза Дарвина и Альфреда Рассела Уоллеса. Проводники привели путешественников к ручью, который сильно обмелел в сухой сезон и теперь представлял собой грязную лужу, но был «окружен прекрасными деревьями, клузиями, амирисами и мимозами с благоухающими цветами». Проводники объяснили, что мутная вода ручья кишит угрями, которых местные называют «вызывающие дрожь» (исп.
Название несколько озадачило ученых, однако они занялись приготовлением инструментов, чтобы препарировать свежепойманных угрей, пока проводники ускакали в соседний лес. Ждать пришлось недолго. Не успело солнце подняться до полуденной высоты, как привычный шум леса нарушил приближающийся топот копыт – множества копыт. Появившиеся на поляне всадники пригнали целый табун, в котором было около 30 диких лошадей и мулов. Подгоняя лошадей ударами тростниковых палок и острыми наконечниками гарпунов, они загнали испуганных животных в воду, которая тут же забурлила от потревоженных угрей «желтоватого и сине-серого цвета, напоминавших больших водяных змей». Разъяренные угри выпрыгивали из воды и нападали на лошадей, прилипая к их животам и нанося один за другим удары, от которых лошади содрогались в конвульсиях: «Борьба между столь различными животными представляет живописнейшую картину»[324].
Рис. 22.
Прошло пять минут, и две лошади утонули. Несколько других, дрожащие и обессиленные, с трудом выбрались на берег, остальные продолжали подвергаться яростному нападению угрей. Какое-то время казалось, что всем им суждено погибнуть на дне грязного водоема, однако удары становились все реже по мере того, как рыбы, ослабев от усталости, стали прибиваться к берегу. Вот тут-то и началась настоящая рыбалка: индейцам с помощью коротких гарпунов с привязанными к ним веревками удалось вытащить пять живых угрей. Гумбольдт и Бонплан были в восторге. С помощью этого трофея они надеялись разрешить один из наиболее спорных вопросов науки XVIII века о природе жизненных сил.