Жизнь прожить – не поле перейти

Также сложно жилось мальчишкам в детском доме в Бузулуке. Ходили они в казенной одежде. Ели по распорядку – завтрак, обед, ужин. Но порции были маленькие. И в им миски наливали всякую бурду, сваренную на кухне. От нее только начинало неприятно бурчать в животе. Хлеб был черный, хорошей выпечки, но маленький кусочек. Так что вставали мальчики из-за стола полуголодными.

Шли они учиться в школу. Но на голодный желудок не очень-то хотелось слушать и запоминать какие-то математические формулы или склонения и падежи. Работали мальчишки в производственных мастерских. Пробовали курить. Кто-то начинал хулиганить, а попадаясь, получал наказание: какой-нибудь воспитатель сильно и умело «выписывал» провинившемуся детдомовцу «шейной мази» – резко бил по шее, отчего у мальчишки подгибались колени, звенело в ушах и начинала кружиться голова…

Один детдомовец, назову его Игорем, живя под чужим, казенным кровом, не видя ни отцовской, ни материнской ласки, голодая, начал испытывать приступы тоски. Словно кто-то невидимый возьмет холодной рукой за сердце, сожмет его сильно, так сильно, что мальчишка остро и болезненно почувствует в душе безысходность, от которой хочется завыть и бежать, бежать куда– то без оглядки.

А потом Игорь ощутил, что рядом с ним словно находится какой-то советчик. Он словно стал вкладывать мальчику в голову мысли, подсказывающие выход из его ситуации. Он словно слышал тихий, вкрадчивый шепот, вещающий: «Видишь, как тебе трудно живется в детдоме. Никто тебя не любит, все обижают, кормят плохо. Подумай и реши – зачем тебе жить дальше, так мучаясь? Не проще ли все покончить разом и освободиться от тоски и невзгод? Взять веревку и повеситься? Тогда твое сознание погаснет навсегда. Ты умрешь, исчезнешь, успокоишься, потому что твои мучения закончатся. Возьми веревку, задушись, милый мой мальчик!»

Игорь, сидя где-нибудь в уголке, прислушивался к этим мыслям, которые потоком шли у него в голове. Сначала они его пугали. Как так повеситься? Зачем? Ведь какая-никакая, а все-таки это жизнь. Он видит, слышит, дышит, ест, пьет, мечтает. А потом, если он повесится и умрет, этого уже не будет никогда, никогда. Он уже не увидит этого синего небосвода, не вдохнет воздуха, пахнущего осенней свежестью. Он не увидит ни учителей, ни ребят-детдомовцев, ни этой травы, ни этих деревьев. Жизнь будет продолжаться, а он ничего не увидит, не услышит, не узнает, а будет лежать в могиле, засыпанный землей. Нет, это было страшно! Нет, этого не хотелось!

Но, живя все так же тяжело, он постепенно стал привыкать к таким мыслям. Они его уже не пугали. А потом он стал соглашаться с ними. Ведь жить ему не становилось легче, а было еще тяжелей. Действительно, зачем мучиться? И однажды он твердо решил – повешусь!

Игорь стал ждать удобного момента. А до этого времени он нашел кусок прочной веревки. Натер его мылом. Сделал петлю. Попробовал – хорошо ли скользит веревка, затягивая петлю? Оказалось, что хорошо. И все время Игоря не оставляло чувство, что рядом с ним находится кто-то невидимый, который помогает ему в подготовке самоубийства.

И вот однажды Игорь подумал, что пришло подходящее время, чтобы покончить жизнь самоубийством. Он вынул из тайника петлю. Прошел, крадучись, по коридору. Вошел в темную комнату. Встав на табуретку, крепко привязал веревку к железному крюку, вбитому в потолок. Надел петлю на шею, затянул. Постоял, подумал, собираясь с духом. А потом, громко крикнув: «А-а, пропадай все!» – оттолкнул табуретку ногой. Почувствовал, что лишившись опоры, тело рухнуло вниз. Петля захлестнула горло, перекрывая дыхание. Он задергался, заплясал, перебирая ногами, вися в воздухе, захрипел, задыхаясь, открывая рот, из которого начал вываливаться язык…

Услышав чей-то дикий крик, в комнату заглянул испуганный детдомовец. Увидев висящего в петле Игоря, испугался еще больше и побежал по коридору, крича, созывая на помощь мальчишек. Они ввалились в комнату шумной толпой. Кто-то, подпрыгнув, полоснул острым ножом по веревке. Тело Игоря подхватили и, держа на весу за руки и за ноги, сняли петлю с шеи. Потом быстро перенесли его в другую комнату и, положив на кровать, стали слушать – бьется ли сердце, бить Игоря по щекам, стараясь, чтобы он пришел в себя, чтобы к нему вернулось сознание.

Он лежал на кровати, словно мертвец. Лицо отсвечивало синевой. Он не дышал. Сердце не билось. Мальчики стояли, переглядываясь, не зная что делать. Кто-то неуверенно сказал:

– Надо бы воспитателей позвать.

Но вдруг Игорь, мучительно простонав, вздохнул, закашлялся и, резко привстав, сел на кровати, испуганно оглядываясь по сторонам. Мальчишки, увидев ожившего покойника, отшатнулись от кровати. Кто-то хотел убежать. Игорь же, прокашлившись, отдышавшись, жалобно посмотрев по сторонам, бурно зарыдал. Он плакал, вытирая кулаком крупные слезы, катившиеся из глаз. Его стали успокаивать:

– Игорешка, чего ты, не плачь, не надо!

Но он все плакал и плакал. Наконец, успокаиваясь, он легко вздохнул и несмело улыбнулся. Кто-то из мальчишек, как бы шутя, спросил: