Жизнь Пушкина

Здесь в каждой строке столько неприятнейших для Воронцова уколов, что хватило бы на целую сатиру. «Полу-милорд» — английское воспитание Воронцова оторвало его от российской действительности и сделало «полурусским». «Полу-купец» — развивая экономику Новороссийского края, Воронцов не забывал и собственных интересов. Богатейший землевладелец хотел стать еще и торговцем и промышленником; более того, Воронцов позаботился и о деловых интересах на юге графа Нессельроде — это помогало успешнее продвигать в Петербурге важные бумаги и, в частности, добиться высылки Пушкина. Один из современников подметил: «Сила… которою граф Воронцов поддерживал свое положение, заключалась главным образом в многочисленной и систематической переписке, которую вел он как с самим государем, так и с разными правительственными лицами в Петербурге. Он добивался своего не путем официальных бумаг, а частными письмами». Но самый страшный удар — все эти «полу» вместе взятые! Ведь это был прозрачный намек на то, что Воронцову никак не удается стать полным генералом. «Совокупность различных выходок графа, наведенного другими врагами Пушкина, зажгла эту яркую надпись к портрету», — писал приятель Пушкина В. П. Горчаков. Не будь Воронцов на таком огромном иерархическом расстоянии от Пушкина, ему, пожалуй, после такой эпиграммы пришла бы мысль о дуэли. Но… «певец… был ростом мал»!

Была тогда же начата и третья эпиграмма-памфлет, метившая в Воронцова (закончена в 1825 г. в Михайловском):

Сказали раз царю, что наконец
Мятежный вождь, Риэго, был удавлен.
«Я очень рад, — сказал усердный льстец, —
От одного мерзавца мир избавлен».
Все смолкнули, все потупили взор,
Всех рассмешил проворный приговор.
Риэго был пред Фердинандом грешен,
Согласен я. Но он за то повешен.
Пристойно ли, скажите, сгоряча
Ругаться нам над жертвой палача?
Сам государь такого доброхотства
Не захотел улыбкой наградить.
Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.

При чем здесь Воронцов? Дело в том, что у этой истории совершенно точная дата — 1 октября 1823 г. и хорошо известные действующие лица — Александр I и М. С. Воронцов. В начале октября 1823 г., обеспокоенный волнениями во 2-й армии, особенно в 16-й дивизии, царь лично пожаловал в Тульчин для смотра войск. Во время обеда с генералитетом и офицерами ему принесли письмо из Франции об аресте^[114] Риэго — вождя испанской революции. Все промолчали при этом известии, и лишь один Воронцов в усердии подхалима вскричал: «Какое счастливое известие!» Бывший на том обеде декабрист Н. В. Басаргин писал в воспоминаниях: «Эта выходка так была неуместна, что ответом этим он много потерял тогда в общем мнении. И в самом деле, зная, какая участь ожидала бедного Риэго, жестоко было радоваться этому известию». «Полу-невежда» тогда переборщил в угодничестве. Как бы то ни было, нечиновный певец одержал над могущественным полугероем победу полную и безусловную.

По-видимому, несколько позже, в Михайловском (точная дата неизвестна) была закончена еще одна начатая в Одессе эпиграмма-басня на Воронцова:

Не знаю где, но не у нас,
Достопочтенный лорд Мидас^[115],
С душой посредственной и низкой,
Чтоб не упасть дорогой склизкой,
Ползком прополз в известный чин
И стал известный господин.
Еще два слова об Мидасе:
Он не хранил в своем запасе
Глубоких замыслов и дум;
Имел он не блестящий ум,
Душой не слишком был отважен;
Зато был сух, учтив и важен.
Льстецы героя моего,
Не зная, как хвалить его,
Провозгласить решились тонким…

Эпиграмме в публикации предпослано такое замечание: «Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки. Прибавить можно, что тонкость редко соединяется с гением, обыкновенно простодушным, и с великим характером, всегда откровенным». Так в последний раз досталось «лорду Мидасу». Между прочим, после смерти Пушкина Воронцов лицемерно сокрушался, что нет уж с нами «певца Бахчисарая», и даже нанес визит соболезнования Наталье Николаевне.