Жизнь Пушкина

В сентябре 1832 г. Пушкин опять едет в Москву — на этот раз по делам журналистским и денежным. Он рассчитывает договориться с москвичами о сотрудничестве в предполагаемом периодическом издании, но не находит надежной поддержки. В письмах к жене, как всегда, открываются его истинное настроение и главные заботы: «голова шла кругом при мысли о газете». Вяземский от души надеялся тогда, что газетчик Пушкин «зажмет рот „Пчеле“ и прочистит стекла „Телескопу“». 10 октября он выезжает в Петербург. Слухи о новом пушкинском периодическом издании между тем распространялись. Газета «Молва» писала 19 августа: «Итак, монополия г.г. Греча и Булгарина, ко благу русской словесности, пала!.. Сердечно радуемся и желаем всякого успеха новому достойнейшему конкуренту». Казалось бы, разрешение было получено, но… предварительное, а окончательного так и не последовало. «Северная пчела» для правительства безопасна и нередко полезна, а с Пушкиным придется все время быть настороже. Это понимал Бенкендорф. Разузнав все хорошенько через московских приятелей, Греч 19 октября радостно успокаивает Булгарина: «Все обстоит благополучно; Пушкин приехал из Москвы, видно, с пустыми руками, еще Пчелка

не згинела». 2 ноября эта новость подтверждается: Греч сообщает, что «Пушкин образумился» и не будет издавать ни газеты, ни журнала. 24 ноября Вяземский извещал А. И. Тургенева о Пушкине: «Журнал его решительно не состоится, по крайней мере на будущий год. Жаль. Литературная канальская шайка Грече-Булгаринская останется в прежней силе». 11 декабря Вяземский писал Жуковскому: «Пушкин собирался было издавать газету, все шло горячо, и было позволение на то, но журнал нам, как клад, не дается. Он поостыл, позволение как-то попризапуталось или поограничилось, и мы опять без журнала». На всякий случай, заведомо зная, что Пушкин повернется к ним спиной, Греч и Булгарин предлагают ему отступного — солидный ежемесячный гонорар за… участие в «Северной пчеле» и «Сыне отечества». Тиски нужды и цензуры сближаются все теснее…

1832-м годом помечено совсем немного новых произведений Пушкина. Главная работа — «Дубровский». Нащокин в Москве рассказал ему о процессе бедного дворянина Островского с состоятельным соседом. Пушкин добыл подлинное судебное дело о селе Новопанском. Это рассказ все о том же российском Горюхине, но это и рассказ о бунте. Тема бунта

, восстания, не смирившегося духа, тема свободы личности стала ведущей для Пушкина 1830-х годов. Об этом и «История Пугачева», и «Капитанская дочка», и в немалой степени «Пиковая дама», и вершина гения — «Медный всадник». Это не только тема творчества, но и лейтмотив жизни его в оставшиеся годы. Источник темы — не только в отчаянных и грозных холерных волнениях 1830–1831 гг. и кровавых вспышках крестьянского гнева в 1831 г., а и в собственной судьбе поэта, «прикованного к тачке» в «свинском» Петербурге. Не склоняясь гордой головой, он бунтовал, он отчаянно боролся за человеческое, писательское достоинство, за материальную и духовную независимость и, столкнувшись с черной машиной самовластья, светской злобой, непониманием, равнодушием, завистью, погиб в борьбе.

Как всё, или почти всё, что писал Пушкин, «Дубровский» в первой редакции создавался быстро: 21 октября начата 1-я глава, к концу года написано уже 15 глав, а в январе роман доведен до 19-й главы. На 19-й главе рукопись оборвалась. В третьей части романа, по одному из замыслов, Дубровский приезжает в Москву и, выданный предателем, оказывается в руках полиции. Пушкин, однако, роман не закончил и при жизни не печатал. К 1832 г. относятся первые строфы поэмы, которую Жуковский после смерти Пушкина назвал «Езерский» (№ 38) и которую автор никак не озаглавил, опубликовав, правда, первые строфы ее под названием «Родословная моего героя». Некоторые пушкинисты считают, что в «Езерском», кроме всех прочих мотивов, в том числе — автобиографических (происхождение героя), проявилась и, так сказать, тоска по «Онегину». Закончив великий роман — плод многолетних счастливых трудов, Пушкин думал чем-то заменить его в сердце своем и начал «Езерского». Однако замысел этот был отодвинут и в какой-то степени поглощен «Медным всадником». В современных собраниях сочинений поэта 1832-м годом помечены лишь десять стихотворений: «И дале мы пошли — и страх обнял меня», «Мальчику», «В тревоге пестрой и бесплодной», «В альбом княжне А. Д. Абамелек», «Гнедичу» («С Гомером долго ты беседовал один»), «Красавица», «К***» (№ 30), «В альбом» («Гонимый рока самовластьем»), «В альбом» («Долго сих листов заветных»), «Желал я душу освежить». Он сам объяснил одну из причин относительного творческого затишья Нащокину: «Нет у меня досуга, вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде — все это требует денет, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения».

* * *