Жизнь Пушкина

— Да-а, — протянул он, — теперь я понимаю… Ты посмотри, какие у нее арабские волоски на затылке. Удивительно породистые.

Когда представили Льва Николаевича Марии Александровне, он сел за чайный стол около нее; разговора их я не знаю, но знаю, что она послужила ему типом Анны Карениной, не характером, а наружностью.

Он сам признавал это.

Когда мы приехали домой, нам было весело. Мы разбирали всех и все, и я шутя сказала ему:

— Ты знаешь, Соня непременно приревновала бы тебя к Гартунг.

— А ты бы Сашу (муж Кузминской. — В. К.) приревновала?

— Непременно.

— Ну так и Соня, — смеясь ответил он».

Так случилось, что и горькая судьба мужа Марии Александровны заинтересовала Толстого. Литературоведы считают, что самоубийство Феди Протасова прямо на суде восходит к его истории…

Вернемся теперь к 1830-м годам, когда был еще жив отец Маши. Осенью 1835 г. из Михайловского он «церемонно» обращается к старшей дочери: «целую ручку у Марьи Александровны и прошу ее быть моею заступницею у тебя» (14 сентября); интересуется ее детскими играми: «Что Машка, какова дружба ее с маленькой Музика? и каковы ее победы?» (29 сентября); скучает по ней: «Что ты про Машу ничего не пишешь? ведь я, хоть Сашка и любимец мой, а всё люблю ее затеи».

Остается еще только одна «сюита» отцовских писем — из поездки в Москву в мае 1836 г. В них тоже есть о Маше. 4 мая: «Домик Нащокина доведен до совершенства — недостает только живых человечиков. Как бы Маша им радовалась!» Пушкину очень хотелось показать детям знаменитый игрушечный домик из множества предметов, принадлежавший П. В. Нащокину, но не довелось. Это упоминание последнее. Есть только еще общее — обо всех детях.

Когда умирал Пушкин, ему по очереди приносили детей под благословение. Маша, может быть, подошла сама…

С 1877 г. Мария Александровна жила одиноко. Никаких средств муж ей не оставил. Долго ей отказывали в пенсии, потом назначили 240 рублей в год и только к столетнему юбилею отца округлили сумму до 300. Жила она зимами в Москве: на Поварской, на Кисловке, в арбатских переулках, на Спиридоньевской. Помогала овдовевшему брату Александру справляться с оравой ребятишек. В. М. Русаков впервые опубликовал письмо Александра Александровича Пушкина брату Григорию: «Не знаю, знаешь ли ты, что у меня <…> гостит сестра Маша. Для меня это такая благодать, что и вообразить себе не можешь. Есть с кем душу отвести и для девочек моих это большое счастье, что она у меня».

В пожилых годах Мария и Александр Пушкины особенно сблизились, вспоминали детство. Обоим было бесприютно. Мария Александровна, как вспоминали знавшие ее, была очень суеверна: пугалась совиного крика, избегала тринадцатого числа, а если выплата пенсии приходилась на пятницу, задерживала ее получение на несколько дней.

Несомненное оживление в их жизнь внесли пушкинские торжества 1880 года в Москве. Брат и сестра вместе приехали на празднование из Козлова, где стоял тогда полк А. А. Пушкина. Речи И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, А. Н. Островского, может быть, даже детям поэта впервые открыли значение их отца в русской и мировой литературе. В последний раз они собрались тогда вместе все четверо. Всюду их встречали как почетных гостей. После учреждения в Москве библиотеки-читальни Имени А. С. Пушкина Мария Александровна стала ее попечительницей: вела счета, разбирала деловые бумаги. Правнучка Пушкина Т. Н. Галина, заставшая ее в старости, рассказала В. М. Русакову: «Она была <…> величавая и очень моложавая седая дама, жизнерадостная, приветливая».

Если верить весьма правдоподобной легенде, в последние годы жизни «беззубая Пускина» каждый день приходила на Тверской бульвар к памятнику поэту и, никем не узнанная, часами сидела на скамье, глядя на него.

Еще до революции ей довелось познакомиться с А. В. Луначарским. В конце 1918 г. по его ходатайству М. А. Пушкиной-Гартунг, «учтя заслуги поэта Пушкина перед русской художественной литературой», была назначена персональная пенсия. Получить ее она не успела: 7 марта 1919 г. Мария Александровна умерла. На первую пенсию ее и схоронили.

«ВАРВАРСТВО <…> ЛИТЕРАТУРНОЙ ТОРГОВЛИ»