Жизнь Пушкина

Из Торжка Пушкин 20 августа, расставшись с Соболевским, свернул с прямого пути в Москву, намереваясь посетить тещу в ее имении Ярополец Волоколамского уезда Московской губернии. Но, поразмыслив, сделал еще небольшой крюк: заехал к давним друзьям Вульфам в Павловское Старицкого уезда Тверской губернии. 23-го он был в Яропольце. Наталья Ивановна приняла его по-родственному, позволила порыться в остатках старинной библиотеки и отобрать около 30 нужных книг; она обещала отправить их с обозом в Петербург при первой возможности. Разговоры шли все больше о Наташе и о детях, Пушкин обещал, что на будущий год они навестят бабушку, и сдержал слово. Погостив всего сутки, 24-го отправился в Москву, куда и прибыл 25-го в полдень.

В Москве на этот раз Александр Сергеевич пробыл всего пять дней, остановившись в фамильном доме Гончаровых на Большой Никитской. Встречался с друзьями — Нащокиным, Киреевскими, Соболевским, Н. Н. Раевским. После прощального обеда у Нащокина 29 августа Пушкин покатил к Нижнему Новгороду. 2 сентября он провел в этом городе, посетив губернатора М. П. Бутурлина, который принял его весьма дружески, как дорогого гостя. Велико было удивление Пушкина, когда позже приятель его, оренбургский военный губернатор В. А. Перовский познакомил поэта с таким письменным предупреждением, полученным из Нижнего Новгорода: «У нас недавно проезжал Пушкин. Я, зная, кто он, обласкал его, но, должно признаться, никак не верю, чтобы он разъезжал за документами об Пугачевском бунте; должно быть, ему дано тайное поручение собирать сведения о неисправностях. Вы знаете мое к вам расположение; я почел долгом вам посоветовать, чтобы вы были осторожнее и проч.». Ситуация, как сразу заметит читатель, несколько напоминает гоголевского «Ревизора». Но в том-то и дело, что «Ревизор» тогда еще не существовал, и тут обратная связь: рассказы Пушкина о собственном смешном опыте навели Гоголя на мысль о комедии. Правда, существуют и другие версии: Пушкин мог знать об иных случаях, когда ничего не подозревавшего путешественника принимали за важную птицу. Как бы то ни было, сюжетом «Ревизора» Гоголь обязан Пушкину.

Между прочим, недели через две после отъезда Пушкина Бутурлин получил предписание об установлении за ним секретного надзора и понял, как нелепо он обманулся, приняв поднадзорного поэта за важного чиновника.

5 сентября Пушкин приехал в Казань — первый пункт на его пути, где жива была память о Пугачеве. Правда, еще прежде, в Васильсурске, он записал от нищенки местное предание о Пугачеве, которое использовал в VII гл. «Истории…». Вблизи Чебоксар рассказали ему про двух барышень, спрятавшихся в копне сена, обнаруженных и казненных пугачевцами. Под Казанью осмотрел Арское поле — лагерь Пугачева в нескольких верстах от города, потолковал с участниками событий, которых ему смогли указать. В бумагах Пушкина сохранился листок, который принято называть «казанские записи». Некий Бабин, мальчиком бывший под Казанью во времена Пугачева, вспомнил, например, такую сцену: «Народ, пригнанный в лагерь Пугачева, поставлен был на карачки перед пушками, бабы и дети подняли вой. Им объявили прощение государево. Все закричали ура! — и кинулись к его ставке. Потом спрашивали: кто хочет в службу к государю Петру Федоровичу. Охотников нашлось множество». Другой казанский старожил, купец Крупеников, которого Пушкин расспрашивал полтора часа, рассказал, как довелось ему быть в плену у Пугачева. «Народ, — записал Пушкин, — возвратясь из плена, нашел все вверх дном. Кто был богат, очутился нищим, кто был скуден, разбогател». Все эти заметки на листках и в дорожной записной книжке, равно как и «зарубки в памяти», пригодились потом не только в «Истории…», но и в «Капитанской дочке».