Жизнь Пушкина

Радость доставила ему нежданная встреча в Казани с Е. А. Баратынским, остановившимся там по дороге в имение тестя. Случайная встреча двух друзей-поэтов в Казани породила даже слухи о каком-то их совместном начинании. Денис Давыдов писал Н. М. Языкову: «Кстати о Пушкине; знаете ли, что я слышал от людей, получивших письма из Казани? В Казани были Пушкин и Баратынский, отыскивающие сведения о Пугачеве. Из этого я заключаю, что они в союзе для сочинения какого-нибудь романа, в котором будет действовать Пугачев. Итак вот решение загадки появления Пушкина в нашей и Оренбургской губернии»^[136]. Пугачевым Баратынский не занимался, но их видели вместе в литературном салоне Фуксов (№ 11), хорошо известном в Казани, а слухи довершили остальное. Александра Андреевна Фукс (урожденная Апехтина), жена казанского профессора-медика, была женщина незаурядная, писала стихи. Современник вспоминал: «Брак знаменитого ученого с умною и поэтическою А. А. Апехтиной составил эпоху в истории Казани: в доме Фуксов образовался литературный салон, который держался четверть века — беспримерное явление в истории русских провинций <…>, собиралась вся тогдашняя казанская интеллигенция и происходили литературные вечера, правильно организованные». Пушкин оценил по достоинству это редкостное в русской провинции явление и подружился с г-жой Фукс: вступил с нею в переписку, послал ей экземпляр «Истории Пугачевского бунта» и пригласил участвовать в «Современнике». Пробыв в Казани всего трое суток, Пушкин успел здесь и поработать: набросал отрывок 7-й главы «Истории…», где рассказывается как раз об Арском поле и казанских делах народного вождя.

10 сентября Пушкин был уже в Симбирске. Отсюда он съездил в деревню Языково к старым друзьям, но не застал их и возвратился в город. Губернатором симбирским был тогда А. М. Загряжский, будущий тесть брата Пушкина Льва. Губернатор пригласил поэта к себе в дом. Об этом сохранились воспоминания одной из тогдашних симбирских барышень: «Однажды осенью во время урока танцев по зале пронесся слух, что приехал сочинитель А. С. Пушкин; мы все заволновались от ожидания увидеть его, и вдруг входит в залу господин небольшого роста, в черном фраке, курчавый, шатен, с бледным или скорее мулатским рябоватым лицом: мне тогда он показался очень некрасивым <…> Мы все уже сидели по стульям и при его общем нам поклоне сделали ему реверанс; через несколько минут мы все с ним познакомились и стали просить его танцевать с нами; он немедленно же согласился, подошел к окну, вынул из бокового кармана пистолет и, положив его на подоконник, протанцевал с каждой из нас по несколько туров вальса <…> Пушкин, как говорили тогда, приезжал в Симбирск за разысканием материалов для своей истории пугачевского бунта и, конечно, к своему удовольствию мог их найти немало, потому что и я помню в Симбирске еще живых свидетелей этого бунта: в самом Симбирске жил 80–83-летний маленький невзрачный старичок Шувалов… Мы, бывало, усядемся на скамеечке у его ног и слушаем его рассказы про старое время, про Пугачева, у которого он был форейтором. Шувалов удостоился такой чести, вместо того, чтобы быть убитым с прочими помещиками, за то только, что „показался Пугачеву чересчур плюгавым“. Шувалову тогда было всего шестнадцать лет от роду. К этому-то пугачевскому форейтору, как я тогда слышала, сделал свой визит Пушкин, очевидно желая послушать его рассказы о Пугачеве».

Покинув Симбирск 15 сентября и записав по дороге рассказ встретившегося ему мордвина, Пушкин добрался до Оренбурга к 18-му. За эти три дня путь его лежал по Оренбуржью через старые крепости на почтовом тракте, известные в истории пугачевского восстания. Скорее всего именно тогда посетил он Татищеву крепость, которую потом узнали читатели «Капитанской дочки» под именем Белогорской. В Оренбурге Пушкин пробыл всего три дня, но увидел немало. Об этом подробнее всех рассказывает В. И. Даль (№ 17). В других мемуарах сохранились некоторые дополнительные сведения об оренбургских днях и посещении Берды. Например, такой рассказ местной жительницы: «В каком году приезжал Пушкин я не помню, знаю только, что день выдался теплый и ясный. Двое каких-то господ, одетых в штатское платье, шли по улице а у дома <…> сидела наша бердская казачка Бунтова. Я была тут же около старушки Бунтовой, которой было лет за шестьдесят и которая оставалась по дому нянчить детей. Штатские подошли к старушке, и, вероятно, увидав, что она очень древняя, один из них, курчавый, спросил Бунтову, не знает ли она что-нибудь про Пугачева. Старушка ответила, что все знает и даже песню, что про него сложена. Господа попросили ее спеть. Бунтова спела им одну песню». В старинном казачьем селении Бердской слободе, которую Пушкин назвал «мятежной», он был 19 сентября.