Жизнь-река

Располагаюсь на мысе, вытоптанном сапогами рыбаков, под высокими берёзами. Много сушняка для костра. Огонь развожу без труда. Ставлю на костёр ведро с водой. Сегодня в меню суповой набор «Горох с мясом», геркулесовая каша с растительным маслом и кофе с молоком. Чтобы утром не тратить время на приготовление завтрака, с вечера заправляю термос и котелок. Поставил палатку, сложил в неё ценные вещи: бинокль, планшет с картами и дневником, фонарь, радиоприёмник, сумку с туалетными принадлежностями, рюкзаки с одеждой и провиантом. Проверил лодки, крепления катамарана. Всё готово к завтрашнему раннему отплытию.

Вечер тёплый, тихий. Спать не хочется. Комары не докучают. Из кустика неподалеку выпорхнула серая неприметная птичка. Так и есть: на веточке, как шарик, прицепилось гнёздышко. Не удержался, заглянул: пяток коричневатых, в крапинку, яичек лежало в нём. Поскорее, чтобы не остыли, отошёл от гнезда. Птичка тотчас вернулась в него.

Прохаживаясь бесцельно по травянистой поляне, вспугнул с гнезда утку. Ошалело крякая, она унеслась в сумерки леса, но вскоре просвистела крыльями, возвращаясь, сделала круг над поляной и улетела. Я поспешно отступил и теперь сам вздрогнул испуганно: с шумом и громким кряканьем взлетела другая утка. Потом ещё одна, ещё… Я брёл по густой осоке кочкарника, и кряквы тяжело и неохотно взлетали из–под ног. Охваченный азартом, я уже специально ходил в разных направлениях, поднимая на крыло сидевших на гнёздах уток. Никогда не пробовал утиных яиц. Разбил пару штук для пробы: не засиженные ли? Нет, без кровяных прожилок и прочих признаков зародышей. С каждого гнезда взял по два–три яйца и принёс к костру. Он ещё не совсем потух На красных угольях вода в ведре быстро вскипела. Я осторожно сложил в кипяток утиные яйца и скоро они были готовы. Какие в них ярко–оранжевые желтки! И на вкус просто великолепны!

Эта история с утиными яйцами, когда я раздвигал высокую осоку в поиске гнёзд, напомнила мне другую. Ту, как я, шестилетний, вместе с матерью раздвигал крапиву, полынь, лебеду вдоль забора Тогучинского элеватора, искал гнездо курицы. Утиные гнёзда я искал из любопытства, в праздном безделье на одиноком берегу. Куриное гнездо несушки, надумавшей втихомолку вывести цыплят, я надеялся найти, подгоняемый голодом.

А было так…

Пока отец бил проклятых фашистов, пил трофейный шнапс и закусывал его американской тушёнкой, мы с матерью голодали в селе Буготак Тогучинского района. Жили мы в маленьком домишке у тётки Поли — сестры отца. В самом начале войны получила она похоронку на Фёдора Цыганенко, или как говорила тётка Поля: «На свово мужа Федьку». Остались без отца трое ребятишек: семилетний Витька, Райка пяти лет и Петька трёх годиков.

Моя мать из новосибирской маленькой комнатушки, что в доме 14 на улице Коммунистической, перебралась в Буготак к своей золовке. В деревне было легче прокормиться в то голодное время. Вдвоем они сажали картошку, запасали в зиму овощи. Впрягались в оглобли тележки на железных колёсах и тащили домой воз с дровами и сеном. В один из таких изнурительных дней моя мать, возвратясь с покоса, случайно нашла в ящике комода фотографию. На ней разлюбезный муженёк в лейтенантской форме и красивая женщина в модной шляпке запечатлены сидящими как два голубка: голова к голове. Будто кипятком мою мать ошпарило: кто такая? Неужели…? Надпись на обороте развеяла все сомнения: «Любимому Грише на долгую память. Люблю. Целую. Твоя Аглая. Не забывай, пиши. 15 июня 1941 года.» И далее за многообещающим признанием подробный адрес.

«Ну, Гриня, ну, колосочек! — воскликнула в отчаянии моя мать. Слёзы застлали глаза. Вспомнилось, как по вечерам начищал Гриша сапоги и, озабоченно вздыхая, говорил: «Опять приходится заступать дежурным по полку.. Что поделаешь? Служба!». Так вот на какие дежурства уходил! А Полина–то?! Полина! Знала о похождениях братца и помалкивала! А вот и она… Легка на помине! Расскажи, дорогая золовка, о шашнях моего муженька, сделай одолжение!

Та чуть не в ноги падает, винится, божится, что сама хотела обо всём рассказать, да насмелиться не могла. А фотокарточку эту Аглая по почте прислала, знать, Гриша ей адрес буготакский дал, не думал, что Фая к сестре приедет жить. Поревели обе, и в один голос завопили: «Ах, она стерва, мужики наши на фронте кровь проливают, а она фотокарточки шлёт, паскудница! И порешили разобраться с той ненавистной обоим красавицей. Благо, адресочек–то вот он…