Жизнь с турбонаддувом

Нередко, накрытые валом творческого вдохновения, мы задерживались в редакции допоздна. Это страшно не нравилось коменданту здания, который старался выдворить всех вовремя из института. Для нас он стал врагом номер один, и с ним было связано очень неприятное происшествие, грозившее нам отчислением из института или, того хуже, обвинением в антисоветской деятельности. Однажды бортовой журнал исчез, мы были в шоке, не знали, что делать. Найти его не удалось, но, много лет спустя, выяснилось, что журнал похитил коварный комендант. Он накатал «телегу» в КГБ, расписал, какие мы плохие, а журнал, видимо, приложил в качестве вещдока как доказательство нашей неблагонадежности. Типичный донос, преследовавший жалкую цель.

Разумеется, никаких антисоветских мыслей в журнал мы не вписывали, и даже в голове не держали. Повезло, что инспектор КГБ, курировавший МАДИ, МАИ и Институт пищевой промышленности – три вуза, которые были рядышком, оказался нормальным, здравомыслящим парнем. Он имел какое-то отношение к «Пропеллеру» и фактически спас нашу компанию, не дав ходу «телеге», которая попала к нему, иначе нас тоже из института изгнали бы и заслали за 101-й километр. При желании всегда можно было найти элемент антисоветчины даже в самых невинных шутках. Мы могли бы жестоко поплатиться за свое простодушие и доверчивость, но нам повезло, и наша кипучая общественная деятельность продолжилась.

Мы завели новый журнал под названием «Виноват ли Полячек?», я тут же дописал: «Виноват, естественно…». Полячек был душой редакции, вокруг него собирались не только все, кто хотел как-то приобщиться к нашей студенческой прессе, но и те, кого привлекала атмосфера братства, дружбы и просто интересной жизни, царившая в нашем коллективе. Вместе с Полячеком и Вовкой Чудиновым мы придумали совместный псевдоним Качудачек, соединявший три наши фамилии: Каминский, Чудинов, Полячек, выпустили один из новогодних номеров, сочиняли на то время интересные вещи.

Кроме выполнения ежедневной кропотливой работы, связанной с подготовкой очередного номера газеты, мы успевали ходить в походы, в театры, участвовать в общественной жизни факультетов. Помимо этого, у Полячека возникла идея создания в МАДИ литературного объединения, и мы ее воплотили в жизнь. Мишка сам писал очень хорошие стихи и песни, которые мы распевали и в редакции, и в электричках, и у костров во время походов. Правда, он всегда очень требовательно и иронично относился к себе и своему поэтическому творчеству, часто называя его графоманством. Мы же так не считали, хотя наше творчество, в том числе и мое, уж точно соответствовало этому понятию. Мне было несколько неловко за свои несовершенные стихи, поэтому решил, что буду их обнародовать только под псевдонимом. Это было уже не так стыдно, и все, что я насочинял в юношеские годы, за исключением газетных публикаций, подписывалось по девичьей фамилии моей мамы – В. Князев. Наши ребята, конечно, знали, кто за ним скрывается, но насмешек себе никогда не позволяли. Стихи, рассказы, басни, песни – все эти плоды творческой деятельности нашего литературного объединения мы оформляли в виде самиздатовских рукописных сборников, а лучшие в нашем понимании произведения Миша публиковал в газете. К сожалению, ни одного такого сборника не осталось. А вот, полную подшивку всех номеров нашей газеты, выпущенной в те замечательные студенческие годы, я сохранил, так же как и сборник стихов Полячека, отпечатанный на машинке и переплетенный в твердую обложку. Все эти ранние стихи моего друга были опубликованы после его смерти его детьми Илоной и Яном в сборнике, названном ими «Тет-а-тет». На мой взгляд, это были лучшие стихи Михаила Полячека, полные жизнелюбия, гражданской зрелости и оптимизма, в отличие от тех, что созданы им в последние годы жизни, тоже очень хороших, глубоких, умных и ироничных, но омраченных болью за происходящее в его любимой стране, да и собственными проблемами со здоровьем. Он говорил: «Я сегодня себя чувствую значительно лучше, чем завтра». Грустно, но эти слова отражали его состояние.

Миша Полячек и его жена Рада (стоит) у нас на даче

Полячек был настоящим, большим поэтом, хотя своего дарования не ценил. Он прекрасно владел словом, очень чувствовал время, о котором отзывался в стихах то с иронией, то с горечью. Одно из наиболее известных его стихотворений «Уродцы» приписывали Иосифу Бродскому, чем Миша очень гордился, но такими строками мог бы гордиться и сам Бродский.

Уродцы