Жизнь – сапожок непарный. Книга первая

– Всё! Всё! Идите, ройте могилу на кладбище. Придёте в три часа ночи сюда. Я вам отдам его.

На городском кладбище я наняла кого-то вырыть яму. К трём часам белёсой июньской ночи уже сидела на куче брёвен у вахты ЦОЛПа. Припадая на больную ногу, из зоны вышел надзиратель Сергеев. Направился ко мне. Я испугалась: передумал? Откажет? Он коротко глянул, протянул свёрток: мои письма к Колюшке. Сам вынес их из зоны. «За вещами придёте завтра».

В тишине июньской ночи пятидесятого года заскрипели ворота лагерной зоны ЦОЛПа, медленно открылись. Оттуда выехали запряжённые лошадью дроги. На них – сколоченный заключёнными друзьями гроб. Лошадь остановилась. Стоял Сергеев. Вышел другой надзиратель. И я – на коленях у дрог. Стальноглазый надзиратель вложил мне в руки вожжи:

– Везите!

Дорога шла через посёлок. У некоторых домов стояли люди. Колюшку знали. Любили. Крестили. Плакали. Спасибо им! Тем, кто стоял, кто вышел из дома той ночью. За посёлком по дороге к кладбищу взад и вперёд ходил Дмитрий Фемистоклевич. Несколько тэковцев убежали из стоящих на станции вагонов. Конвой был новый, начал палить из нагана. Всех вернули.

Я прощалась с Колюшкой. Так он сдержал свою чудовищную клятву: «Я буду по ту сторону зоны скорее, чем ты думаешь. Обещаю! Клянусь!» Засыпали могилу. Коли больше не было. И времени не стало. Не стало и меня. Дима не уходил. Я просила оставить меня одну. Легла на могильный холм. Земля была живая. Потом кто-то тряс меня за плечо:

– Не дело так. Хватит. Завтра опять придёте. Здесь нельзя одной оставаться, – уговаривал старший надзиратель Сергеев.

Вместе с дежурным они приехали на двуколке за лошадью, за телегой и за мной. Почему этот человек отдал мне Колюшку? Почему разрешил похоронить на кладбище, всё взяв на себя? Долгие, долгие годы, десятилетия, всегда и навсегда помню вас, стальноглазый хромой надзиратель Сергеев. Кланяюсь вашему человеческому сердцу!

* * *

«Милая, дорогая Тамара. Сердце моё до письма извещало и грудь мою сжимало, каждую минуту я ждала такую весть. Ах, Боже мой! Какое несчастье! Какая тоска! Наша Судьба до гробовой доски плакать и горевать. Дорогая Тамара, как мне тяжело и как мне горько, что я потеряла своего бесценного сыночка Колюшку.

Милая и дорогая доченька Тамара. Получила и фото, где сняты мои голубята и где сидите вы с Колюшкой, как два душистых цветочка. Я так нарыдалась, что даже не могу тебе, моя голубушка, сказать. Ведь ты, детка, пойми, что такая долгая разлука меня надорвала и здоровья на десять лет унесла. Когда получила первую весточку, я не знала предела радости. Думала, что везде теперь так светло, как у меня на сердце. Но в то же время сердце так ныло, что не могла найти себе места. Я думала, оно просто болит, а оно предсказывало несчастье… Колин папа погиб в 18-м году, когда я была Коленькой беременна. Так что он родного папу и не знал. Ах, Боже мой, зачем я его на свет родила, такого мученика!.. Милая моя девочка, я тебя никогда не забуду и всю жизнь буду благодарить за твою ласку к Коле и за твою заботу обо мне… Твоя мама Дарья Васильевна».

«Здравствуй, дорогая, героическая Тамара! Пишу тебе утром, солнечным утром. Хочу, чтобы солнышко хоть немного заглянуло в твою душу, где с уходом Коли вечный мрак…

Я видел, как ты добивалась, чтобы тебя пропустили к нему. Видел, что здесь не романтика. Человечность. Причём я видел, что ты о многих беспокоилась, чего не могу сказать ни об одном человеке, освободившемся из лагеря.

Затем случилось непоправимое – заболел Коля.

Твоя преданность, твоя забота выше человеческих. Первой чертой благородства – способностью к самопожертвованию – ты обладаешь не меньше, чем способностью любить. Не думай, Тамара, что я выношу тебе благодарность. Нет. Больше. Я пою гимн человечности, гимн радости, любви – в наш век бесчеловечности, трусости, подлости.

Боже мой! Как я рад, что жизнь многому учит!

Тамара! Вне зависимости от того, где ты будешь, как ты будешь жить и прочее, я твой друг.

Человек – звучит подло.

Человек – это лагерь, донос, тюрьма, провокация, трусость.

Твой друг – определённо!

Тамара! Где бы ты ни была, как бы ни было тебе трудно, знай, что у тебя есть человек, абсолютно преданный, готовый прийти тебе на помощь.

Тамара! Что касается меня, то не беспокойся обо мне. Чем мне труднее, тем это делает меня злее. Мне ничего не надо. Целую. Сергей Аллилуев».

«Томик, дорогая! Взяла бумагу и ручку в руки, но они дрожат, и нет, дорогая, нет таких слов, не нахожу просто их, которыми я могла бы тебе помочь перенести эту боль. Я знаю, она сжала всю тебя. Ты чувствуешь даже физическую боль, но, Томик, крепись, наша дорогая, хорошая Томик, крепись. Не сгибайся. Ведь ты уже столько перенесла, столько перетерпела, всегда подняв голову. Так жаль и Колю, и тебя… Как же тебе, наша дорогая, не везёт. Всё какие-то иглы, шипы на твоём пути. И почему так? Почему? Нет ответа… Прошу тебя, не забывай, что надо есть, а то ты как тень. Вика, Валя, Марго – мы все беспокоимся о тебе. Мы, твои друзья, всегда с тобою. Всегда с тобою».