Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

В одном из народных театров меня попросили проконсультировать постановку пьесы Дворецкого «Колыма». Постановщика и актёров интересовали вопросы лагерного быта: чем кормили, какая разница между нарами и вагонками, были ли матрацы, посуда и т. д. Неминуемо коснулись и подоплёки репрессий. Молодые актёры отказывались верить в то, что для осуждения на десять лет лишения свободы было достаточно критически отозваться о трудах Сталина по языкознанию, рассказать о нём анекдот или подобрать на поле несколько колосков, как делали после сбора урожая голодные крестьяне.

– Как вы могли допустить тридцатые годы? Как разрешили поработить себя такому страху? Почему не прибегали к вооружённым восстаниям? – с возмущением спрашивали меня. Счёт предъявляли не государству, а самим репрессированным!

Не было сопротивления, считало молодое поколение? Было! Как объяснить, что те, кто подлежал уничтожению, сражались поначалу с не понятым ими явлением? Только окончательно убедившись, что от них добиваются не правды, а подписи под признанием: «Да, я враг», чтобы превратить их в неоплачиваемую рабочую силу для «строительства коммунизма», арестованные, у которых отбирались ремни и подтяжки, дабы они не смогли покончить с собой, стали хватать чернильницы и запускать ими в мучителей. Именно после этого арестованных стали отсаживать от столов следователей к дверям кабинетов, чтобы успеть засучить рукава и начать избивать поднявшего голос или руку.

Никто теперь не вызволит из небытия ни душераздирающих сцен, ни слов протеста, ни отчаянных действий тех, кого арестовывали ночами на квартирах, при детях и жёнах. НКВД, переименованное в МВД, мобильно меняло практику арестов: начинали брать на вокзалах, в поездах, и всегда врасплох. Впихивали в машину с надписью «Хлеб» или «Мясо» и увозили… В лагерях заключённые объявляли голодовки. Бывали восстания. Их подавляли силой. Участников сопротивления в живых не оставляли. Свидетели были не нужны. Увы, эта правда уходила на дно и ржавела – на манер затонувших кораблей.

А разве «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына, с цифрами репрессированных и уничтоженных людей, с реальными названиями лагерей, запрудивших географическую карту страны, мог открыть глаза не желающим видеть? То, что сегодня именуют беспределом, зачиналось не в тридцатые годы, как считают «не помнящие родства». «Заказчики», «исполнители» тоже произросли из этих внутриутробных маний.

Когда в Грузии вышла книга Тамары Цулукидзе «Всего одна жизнь», в которой она восстанавливала честное имя своего расстрелянного мужа, внук одного известного лица, по доносу которого уничтожили Сандро Ахметели, так избил издателя книги, что того увезли в больницу с сотрясением мозга. Сам по себе факт, что дед предстал для внука в ипостаси доносчика, сокрушал его жизнь. А за расстрелянного Сандро Ахметели, за жизнь Тамары, отсидевшей десять лет и вторично осуждённой на пожизненную ссылку в Сибирь, ответственности на себя не брал никто.

В ситуации, отчасти схожей с ситуацией Тамары, очутилась и я.

К концу восьмидесятых из нас, четырёх подруг юности, в живых остались только мы с Лизой. Первой умерла Рая, чьи показания на меня как на «врага» советской власти я отказалась читать на следствии: после доноса Роксаны знакомиться со вторым доносом было невмоготу. Глазами я только схватила псевдоним и сбросила дело со стола. Вопрос, кто скрывался за псевдонимом, долго мучил меня. Позже, путём додумывания и сопоставлений, я всё-таки «вычислила» доносчицу. Вернувшись после освобождения в Ленинград, поделилась выводами с Лизой.

Телефонный звонок был неожиданным:

– Здравствуйте, Тамарочка. Это Саша, младшая сестра Раи. Помните меня?

Разумеется, помнила!

– Как я рада вас слышать! Вы себе не представляете, как вас любила Раечка! Всегда ссылалась на вас: «Тамарочка сказала… Тамарочка считает…» Вы были для неё авторитетом, – взволнованно говорила Саша. – Я долго добивалась у Лизы номера вашего телефона. Она сказала, что вас не надо беспокоить, но мы с дочерью уезжаем в Израиль, насовсем. Разрешите зайти к вам минут на десять. Я возле вашего дома.

Младшая сестра бывшей подруги мало изменилась. Была такой же ясной и тёплой. После визита ко мне она позвонила Лизе:

– Напрасно ты не давала мне номер телефона Тамары. Она так хорошо меня приняла. Мы обо всём поговорили.

– Да? – спросила Лиза. – И о том, что Рая её предавала, тоже?

– Что значит «предавала»?!

Чем бы ни руководствовалась Лиза, это было жестоко по отношению к не посвящённому во все эти превратности человеку. Поняв по реакции Саши, что совершила ошибку, Лиза заторопилась поставить меня в известность:

– Я сказала Саше, что Рая стучала на тебя…

– Зачем? – содрогнулась я, представив, что происходит в этот момент с Сашей.

– …Рая не могла вас предавать. Не могла, – твердила Саша, когда я набрала номер её телефона. – Лиза говорит, что после похорон Раин муж остановил вас и сказал: «Вы должны её простить». Но мы с сестрой были гораздо ближе и откровеннее. Я бы знала об этом, знала бы непременно. Рая поделилась бы со мной…