Жизнь Шарлотты Бронте

Мистер Бронте стремился закалить своих детей через воспитание в них равнодушия к удовольствиям, доставляемым едой и одеждой. В последнем он преуспел, по крайней мере в отношении дочерей. Но к своей цели он относился с чрезвычайной серьезностью. Сиделка миссис Бронте рассказывала, как однажды, когда дети гуляли на болотах и вдруг пошел дождь, она, решив, что они промочат ноги, разыскала цветные сапожки, подаренные им другом – мистером Морганом, который женился на «кузине Джейн», как ей помнится. Она развесила эти сапожки у огня на кухне, чтобы согреть их, однако, когда дети вернулись, сапоги исчезли, и чувствовался только сильный запах сгоревшей кожи. Оказывается, на кухню заходил мистер Бронте и увидел их. Они были слишком веселенькими и роскошными для его детей и могли привить им любовь к нарядам, поэтому он бросил их в огонь. Он не щадил ничего из того, что оскорбляло его античную простоту. Задолго до этого кто-то подарил миссис Бронте шелковое платье. Фасон, цвет или же материал не соответствовал его представлениям о неукоснительном соблюдении приличий, и миссис Бронте никогда его не надевала. Но она все же бережно хранила его в сундуке, обычно запертом на ключ. Однако как-то раз, находясь на кухне, она вспомнила, что оставила ключ в ящике. Шаги мистера Бронте на верхнем этаже предвещали беду ее платью, и она опрометью бросилась наверх, найдя платье уже искромсанным на куски.

Обычно он стоически подавлял свою сильную и страстную ирландскую натуру, но она все же давала о себе знать, несмотря на все его философское спокойствие и достойные манеры. Когда он был раздражен или недоволен, он ничего не говорил и давал выход своему вулканическому гневу, многократно стреляя из пистолета в открытую заднюю дверь. Заслышав выстрелы, миссис Бронте, лежавшая в постели наверху, понимала, что что-то неладно, но ее кроткий нрав неизбежно подсказывал ей светлую сторону происходящего, и она говорила: «Не следует ли мне испытывать благодарность за то, что он не сказал мне ни единого резкого слова?» Время от времени его злость принимала иные формы, хотя он по-прежнему хранил молчание. Однажды он схватил лежавший перед камином коврик, бросил его в огонь и нарочно сжег его. Несмотря на вонь, он оставался в комнате до тех пор, пока коврик не съежился и не истлел до полной непригодности. В другой раз он взял несколько стульев и, отпилив им спинки, превратил их в табуретки.