Жизнь со смертью визави

Я большей правды не ищу —
зерна, что зреет в борозде,
и, зная путь к своей звезде,
к другим дорогу не мощу.

Я верю, — в час, когда слежу
за вереницей птичьих стай, —
что, перейдя времён межу,
коснусь иных, нездешних тайн.

Иконник

На колокольне уцелевшей,
в провинциальном городке,
сжимает кисти в кулаке
старик, от ветра посиневший.

Здесь все разгромлено… Так жалки
нагие ребра кирпичей!
И слышно сизых голубей
урчанье сытое на балке.

Внизу — проржавленные крыши
прикрыл подтаявший снежок.
Так мал старинный городок!
И почему-то сверху — ближе…

Демисезонное пальтишко
совсем не греет на ветру.
Да, годы, годы… Этот труд
задумал он ещё мальчишкой,

когда вот здесь, у парапета,
он вдруг впервые обомлел
от солнечных слепящих стрел, —
как будто с неба Ангел Света

сходил на землю. И невольно
то счастье вдох оборвало,
и небо в грудь ему вошло,
и сердцу стало сладко, больно…

Старик становится на ящик,
мешает краски; и слегка
дрожит озябшая рука,
касаясь кистью глаз скорбящих.

Гуляет ветер, сохнут лики.
А даль огромна и светла,
как скат высокого чела,
на коем он выводит блики.

Ночной полёт

Под лунный бубен так певуче
выводит смерть напев простой.
Душа летит звездой падучей
на этот зов в тиши ночной

и в пляске звёздного шамана
кружится, лёгкая, во мгле…
Как просыпаться утром странно
на безразличной ей земле!

Сны

Остывают тихие закаты,
гаснут в небе бледные просветы…
Это нам почудилось когда-то,
что мы жили во вселенной где-то.

Разве были — золотые травы?
Разве были — голубые воды?
Это только сладкая отрава,
наших снов безбрежная свобода.

Разве гулкий шум весенних ливней
в самом деле нами был подслушан?
Отчего ж сильней и неизбывней
с каждым днём тоскуют наши души,

слыша эти тающие звуки,
видя эти блекнущие тени?
Это только музыка разлуки
радугой размытых сновидений.

Маленький гном

Ночь холодным, туманным челом
прислонилась устало к окну.
О, не прячься, мой маленький гном,
все равно я теперь не усну.

Зря ты там притаился в шкафу,
я же видел твой красный колпак!
Только раз не во сне — наяву
ты пропой свои песни, чудак!

Спой, как Мерлин, святой чародей,
тихо молится нежной звезде;
как Офелия в тёмном пруду
ночью смотрит на эту звезду;

как Серебряный Рыцарь века напролёт
Неневестную Лилию ждёт…
Что ж ты вышел и грустно молчишь?
Ты ведь знал их, мой старый малыш?

Закат