Жизнь со смертью визави

Над руинами храмов и башен
с жарким гулом бушует огонь,
и в дыму — ненавистен и страшен —
чёрным чудищем высится конь.

Гаснут искры в предутреннем небе,
и сейчас твоих слёз горячей
только пепел, Эней, только пепел
над горящею Троей твоей!

Неохотно, как мокрую глину,
месит чёрную воду весло.
В первый раз твою крепкую спину
не от схватки — от бегства свело!

Ты ведь знаешь: попутного ветра
не бывает для беглеца.
Но скитанья закончатся, верь, — там,
где схоронишь больного отца,

где потомок-волчонок построит
Вечный Город на диких холмах.
Увози же скиталицу-Трою
на семи боевых кораблях.

…Даже в снах не покрыть расстояний,
что ушли белой пеной за борт…
Но сюда ты вернёшься, троянец,
тяжкой поступью римских когорт.

Старая книга

Забылся я над старой книгой,
закрыл усталые глаза…
Ещё по листьям дождик прыгал,
стихала дальняя гроза…

Я полон светлых был видений,
и в этом зыбком полусне
перед глазами плыли тени,
звучала музыка во мне.

И этим теням, этим звукам
душа шептала: узнаю…
И сердце ныло в сладкой муке
любви, познавшей власть свою.

Дождь капал, тучи уходили…
Я спал, не дочитав того,
как в старой книге поделили
одежды пыльные Его.

Вдохновение

Плывёт меж туч, в холодном блеске,
прозрачный лепесток слюды.
В сетях оконной занавески —
четыре трепетных звезды.

Ещё расслышать невозможно
призыв в предвечной темноте —
слова, что станут непреложной
судьбой на мраморном листе.

Моя душа тоскует глухо,
в себя вбирая эту тишь…
Сейчас, сейчас, на крыльях духа
ты прямо в вечность полетишь
и от оков земного слуха
сама себя освободишь!

Странное такси

Кралась ночь с опаской конокрада.
Плащ промок. Сырой табак горчит.
Светлый сад. Высокая ограда.
Ветер. Дождь. И ты один в ночи.

В реку с неба шлёпнулась медуза,
и глядят, нагнувшись, фонари,
как, шалея от стеклянной музыки,
в тёмных лужах пляшут пузыри.

Где ты? Это центр или окраина?
Скрылось в ливне странное такси.
Кажется, садясь, к воротам рая
ты, шутя, подбросить попросил.

Час теперь какой? Должно быть, третий…
В сером небе бледная луна
скоро будет, как ночной еретик,
на костре рассвета сожжена.

Что же ты стоишь? За всеми нами
странное такси придёт. Не жди.
Слышишь: ангел звякает ключами?
Помолись и в светлый сад войди.

Петербург

Как тесен скроенный потуже
гвардейский щегольский мундир
екатерининских задир, —
так этот город царский душен!

Ночами, холодно-бездушен,
в Неву стекает лунный жир,
и грозно хмурится кумир,
и конь храпит, змеёй укушен,

и шепчет невская волна:
— Поэты были здесь опальны,
убийства — строго ритуальны,
а в казематах — ночь без сна…

— Здесь с каждым камнем грязно-сальным
совокупился Сатана!