Жизнь спустя

Всё, что происходит с ним, в нем, находит под пером Разгона (вечно «слепая» – новой не достать – лента машинки) соответствующее его мысли и чувству чуткое, емкое, точное слово. Язык – это тот огонь, который переплавляет послания Разгона, с их искренностью, широтой материала, меткостью наблюдений и оценок, в литературный жанр – лирический дневник, записки. В прозу.

И еще. Письма Льва Разгона к Юлии Добровольской – это книга о любви. О любви, настолько полной и безусловной, что даже самый прекрасный и безусловный эпитет только умалил бы ее. Как и малейшая попытка разъяснять что-то. Надо просто читать письма. Ну, разве что держать при этом в памяти пушкинское: Я вас любил так искренно, так нежно… Но такая любовь – великое счастье не только для того, кого любят, но и для того, кто любит…

И счастье узнать, что есть на свете такая любовь…

Все письма Льва Разгона в оригиналах переданы мне Юлией Добровольской, с которой нас связывают давние и близкие дружеские отношения. В кратком сопроводительном документе Юлия Добровольская особо отмечает, что не возражает против публикации писем. Во время работы над текстом мы поддерживали постоянную телефонную связь (как, впрочем, и вне этой работы).

Для публикации нами выбраны (по ряду причин) письма 1995 года.

Одна небольшая глава из обширной, удивительной книги «Письма в Милан».

К письмам сделаны необходимые примечания. Некоторые упоминаемые в тексте имена и факты Юлия Добровольская прокомментировала сама, подчас с интересными подробностями. Ее комментарии даны в кавычках и помечены инициалами ЮД.

Неоценимую помощь при подготовке писем к печати нам оказала Галина Чистякова.

Владимир Порудоминский

Москва. 6.1.1995

Юлик! Через час ко мне зайдет Бианки за письмом, и спешу еще прибавить несколько слов. Ежели говорить правду – чувствую себя скверно. Не то простудился новогодней ночью, не то в меня вирус залез, но непривычно плохо себя чувствую. Но тебе это все знакомо: насморк, кашель, охрипший голос и постоянная тяга к горизонтальному положению. Но все это пройдет к 10-му, когда назначено очередное заседание комиссии. Она для меня много значит, ведь сейчас многие не очень разумные люди требуют массового выхода из президентских структур. По старой детской схеме: «Назло маме – отморожу уши». Очевидно, с президентом мы расстались, но врачи должны лечить, учителя учить, судьи судить, а нам – оказывать милосердие. Тем более, что мы не служащие, совершенно свободны, ни от кого не зависим.

Вообще начавшийся политический кризис очень болезнен. Даже для такого устойчивого и нормального человека, как я. Но и это блядство придется пересидеть, как пересидел все предыдущее. Самое смешное, что я по-прежнему состою в роли оптимиста-утешителя и своим сиплым голосом обещаю мир в небесах и в человецех благоволение…

Но я надеюсь, что физический дефект скоро пройдет, и я смогу начать работать.

У наших все в порядке. С Зиной разговариваю частенько, Боря, слава Богу, – в порядке. Филилог! Догадайся! Мила в письме пишет мне не «Бог», а «Б-г». Почему?

Среди разных прочих изданий начал выходить «армяно-еврейский журнал». Даже меня привлекают к его участию. Посылаю тебе номер для наших друзей из Инверико – им будет интересно.

Очень нуждаюсь в твоем слове.

И еще раз обнимаю.

Твой ЛР

Ну, приветы ты не забудешь передать? Не перечисляю – ты знаешь сама, кому.