Жизнь спустя

Москва. 4.2.1995

Юлик, дорогая моя!

Пользуюсь случаем черкануть тебе хоть записочку. Завтра полетит в Милан Мариэтта Чудакова, она будет читать лекцию в университете – совсем около тебя! – и занесет, наверное, эту записочку. Мариэтта – очень цивилизованный и очень милый человек, и мы давно дружим, вместе каждый вторник заседаем в Комиссии по помилованию. В здешних наших сложных делах она разбирается лучше меня не только потому, что она член Президентского совета, но и потому, что намного меня образовнней и шире. Кроме того, она умная и может ответить на все твои возможные и невозможные вопросы.

Кроме того, я не рассчитываю, что сумею послать письмо с Ренцо, а Марина завтра уезжает в Питер. Имел возможность на три дня уехать в Рим на конгресс против смертной казни. Но всем способам, приводящим меня в дом на Корсо Порто ди Романо я предпочитаю самый старый, самый спокойный и проверенный. Кроме того, существуют разные соблазны, вроде поездки с Комиссией для прогулки по парижским тюрьмам, или же презентация альманаха, в котором я участвую, в Израиле. Но думаю, что я все эти соблазны спокойно обойду. Ты только дай мне знать, какое время для тебя самое удобное

Очень хотелось бы знать, как прошла твоя новая встреча с Венецией. Я об этом часто думал. Испытала ли ты подъем, или разочарование, или просто усталость? Все же мы с тобой еще должны поездить по Гран-Каналу и походить по площади Мертвецов. Люблю рассматривать фотографии и вспоминать наши поездки. Все же в жизни было много кой-чего очень хорошего. Сейчас об этом писал Володе Порудоминскому, отвечая на его письмо. Это – хорошая старость. С детьми и внуками в тихом квартале Кельна, в прогулках вдоль Рейна, запахе книжной пыли в читальном зале библиотеки, в привычке к невостребованности. Не знаю., подошла ли мне такая жизнь, но ему она подходит, и я за него очень рад.

Ну, ладно, мой дорогой дружок. Наташа тебе шлет всякие и самые нежные слова.

Только что принесли твою поздравилку из Иерусалима. Шалом!