Жизнь спустя

Москва. 13.3.1995

Юлик, моя дорогая душенька!

Как это приятно и удивительно, когда почта работает! И мы можем писать друг другу, как это делали классики и неклассики в прошлом веке. Твой звонок вчерашний застал меня в состоянии возбуждения. Еще никогда не вставали передо мною задачи подобной сложности. С докладом я в общем-то разделался. Теперь мне нужно только не позднее апреля переправить его в Париж. А дальше?

Твой план мне очень нравится. Встретиться с тобой в Риме, побыть вместе, походить по Риму, потом уехать в родной Милан или в Тироль, потом Париж, етс… Но… Но билет я могу взять Москва-Рим-Москва с фиксированной датой. Другой билет стоит очень дорого. Значит, мне из Парижа следует потом добираться до Рима и улетать из него домой. А как я из Парижа проберусь в Италию? Все это я никак себе не представляю, и я жду Алешиного нарочного, дабы немного прояснить всю эту сложную мерихлютику. Но, так или иначе, а повидать тебя я должен. Откладывать наше свидание мне уже не пристало.

Последний месяц все шел с каким-то напрягом. Конечно, главный напряг – политический. И я воспринял «крушение идеалов» менее спокойно, чем я должен был это делать, имея за горбом годы и судьбу Но – оказался слаб…. Потом я все же повозился с этим докладом. Он совпал у меня с усилением моих т. н. «правозащитных» акций. Я – популярный оратор, ибо мои выступления не бывают длиннее 5–7 минут. Но мне не просто куда-то ездить, двигаться и вообще – шевелить плавниками, как рыба на песке. Ну, и потом все же мои убийцы занимают свои 2–3 дня в неделю. Но думаю, что нашу Комиссию скоро разгонят, как выгнали нашего куратора – Сергея Адамовича. Этой толпе мало, что ежедневно убивают людей в Чечне, им еще подавай кровушку здесь. Мне будет жаль уходить из этого дела – единственного, где есть реальное ощущение сделанного добра. Но ни на какое ущемление наших возможностей делать то, что мы делаем, – я не соглашусь. Как и большинство моих коллег. Мы ведь не служащие, мы ничем материальным не связаны с государством, мы можем себе позволить в любой момент послать это государство туда, где ему и следует быть.

Посылаю тебе вырезку из газеты «Литературные вести». Из него ты узнаешь о фантастической идее издать книгу о моем жидовском детстве. Признаюсь, я в это не очень верю. Но в это необычное время может произойти и такое. И тогда я лихорадочно должен еще повозиться с рукописью – достаточно сырой. А ты из беседы со мной узнаешь то, что давно тебе известно. Впрочем, через неделю в газете «Век» должна появиться беседа Стаса Рассадина обо мне. Не со мной, а скорее обо мне. Мне это интересно, потому что Рассадин человек, в котором есть что-то от молодого Чуковского и невозможно предвидеть, что он скажет.

Очень скучаю за тобой. За тобой, за Розанной, за милыми армянами, за Визмарами и Марио – за всеми, чьи образы у меня слиты с Италией и тобой.

Вчера получил письмо, из Кёльна от немчур моих – Порудоминских. Они довольны, и я доволен за них. И не только доволен, но и спокоен. Ибо будущее плохо прогнозируется. Володя просит передать тебе привет от всего семейства, и я это делаю с большим удовольствием.

У нас холодно, но ярко светит солнце. И я сейчас – впервые за несколько дней – выйду на улицу и пойду на почту – брошу это письмо. А твой почтовый ящик дальше… Я вспомнил где он находится. Юлик, моя дорогая! Передай самые мои нежные приветы всем, кто меня помнит и немножко любит.

Наташа шлет тебе благословения.

А я – крепко, обнимаю и целую, твой ЛР.