Жизнь в аромате специй

Если бы она могла сейчас перенестись в Лабиринт, она увидела бы Джарета, стоящего над детской кроваткой и сосредоточенно глядящего на ребёнка. Сара бы очень удивилась, узнав, что Король, как и она сама, поставлен в тупик и впервые в жизни не знает, как поступить. Он больше не мог играть в игру, которую сам начал: расстановка фигур изменилась. Пешки становились ферзями. Он поступил необычно, оставив ребёнка – это был ребёнок Сары, а Джарет почему-то не мог ей отказать, что бы она ни попросила. Он оправдывал себя тем, что ребёнка можно будет использовать для шантажа, когда он подрастёт и у него проявятся фамильные черты.

Если бы Сара знала, какую власть имеет над ним! Если бы она согласилась вернуться! Он не хотел тащить её силой, она должна была прийти сама: сама сказать те слова, которые он так жаждал услышать. Король больше не мог пускать её в Лабиринт, потому что не знал, чего ожидать от себя.

* * *

– Послушай, – говорил Хоггл, – просто забудь. Король оставил тебя в покое, а тебе следует забыть про Лабиринт. Что значит «что делать»? Я и так помог тебе чем мог, а теперь разбирайся сама!

Сара работала в «Хмельной фее»: она помогала повару, когда тот прогонял очередного нерадивого поварёнка, она мыла полы, столы и посуду, она стирала, она бегала на рынок, она приносила посетителям заказы. Гости не приставали к девушке, потому что её сразу взял под защиту здоровенный рыжий детина, который говорил, что Сара напоминает ему его сестру. Почти каждый вечер он вваливался в трактир и орал: «Господи, как же тут воняет перегаром!», но всегда оставался чуть ли не до самого утра. Поднявшееся солнце выгоняло даже самых засидевшихся пьянчуг по домам, Сара убиралась, немного спала и шла на свою дневную вахту. Она бродила вокруг Лабиринта, стучала во все двери, но ей никто не открывал. Гоблины молчаливо и угрожающе выходили из теней подворотен, и она живо убегала.

Сара вновь и вновь ни с чем возвращалась в трактир. Она ненавидела эти тупые опухшие рожи. Она ненавидела вонь тряпок и пролитого пива. Она пугалась от вида своих рук, бледных, с шелушащейся кожей. Её единственное платье, то, из монастыря, давно превратилось в нищенские тряпки, и девушка на накопленное купила ещё одно, совсем простое, в котором выходила на улицу, закутавшись в свой старый тёплый платок. Она копила деньги, сама не зная, на что: может быть, чтобы купить билет в один конец на корабль, который увезёт её в неизвестность.

Прогулки по городу тоже не приносили девушке той радости, что она испытывала раньше, оказываясь среди кривых, пересекающихся под разными углами улочек. Куда ни пойди, везде маячил шпиль церкви; чайки орали и загаживали крыши, дорожки и памятники; пристань воняла рыбой; потные грузчики сотрясали воздух отборной бранью. Когда она видела матерей с детьми, на её глаза наворачивались слёзы, и она старалась отойти от них подальше. Сара никогда не чувствовала такого отторжения, такого неприятия окружающего мира, как сейчас. Она потихоньку приходила к мысли, что Лабиринт был самым чудесным местом из всех, где ей приходилось бывать, даже лучше родного дома, который уже почти стёрся из памяти девушки, оставив после себя лишь призрачные воспоминания о картинах на стенах, игрушках, пышной юбке гувернантки и запахе корицы и гвоздики.

О, этот запах! Когда он доносился из многочисленных кофеен или просто от чашки чая, который заваривал Хоггл, у Сары шли мурашки по коже. Запах осени и специй – это то, что пропитывало всю короткую, но такую насыщенную жизнь девушки. Все события, которые происходили с ней, пахли увядшими листьями и кардамоном, колючим солёным ветром и острым имбирём, сухой травой, нагретой лучами летнего солнца, и корицей.

А потом всё смыло холодным октябрьским дождём. Сара возвращалась в «Хмельную фею», рыдая и не думая о том, что подумают прохожие. Она переоделась в сухую одежду и легла на кровать. Хоггл приковылял и поставил ей на тумбочку чашку горячего шоколада, но девушка ничего не хотела.

– Послушай, – как всегда начал Хоггл, но продолжил не совсем так, как всегда, – сходи туда завтра в последний раз. Ты не можешь колотить в эти двери вечно. У тебя впереди целая жизнь, а ты загоняешь себя в гроб! Я, кстати говоря, не вечен. А этот рыжий здоровяк вроде ничего, положил на тебя глаз, а? Чем не кавалер!

Сара удивлённо уставилась на Хоггла: такого поворота она не ожидала. Спустя секунду её разобрал смех, вместе с которым уходило отчаяние, уже решившее было навсегда поселиться в сердце. Девушка взяла в руки чашку и отпила ароматного напитка.

– Ой! Это что, перец?

– Бодрит, правда? В чём-то сладком всегда должно быть что-то острое, вот что я тебе скажу.

* * *