Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

В полях буйную душу Наяна, сокрытую под маской замкнутости, мало беспокоили зайцы — их гонял за компанию с папашей и сестрицей. В душе же мальчик тяготел к зверю крупному. Наяна куда больше захватывало высматривать средь высокой травы стаи диких собак. От зоркого, всевидящего ока кобеля мало что ускользало. В то время как Сармат не имел привычки связываться с большим количеством диких собак, Наян набегом поднимал из травы до семи особей и гнал их напролом, сминая по пути траву и ломая встречающийся кустарник. Настигнув последних двух-трех собак, он грузно тормозил всеми четырьмя ногами и звучно рычал, пыхтя от удовольствия.

Рык Наяна не спутать ни с чем. Он непрерывен и продолжителен, а происходит из утробы. Едва улавливаемый слухом поначалу, нарастает, как лавина. Кажется, что его издает доисторический чудовище-великан. Этот звук пронизывает природу, ее воздух, проносится по вершинам деревьев и жутким холодком пробегает по спине. Так мог звучать нарождающийся мир!

Собаки падали на спины перед нависшей черной махиной, выставляли напоказ животы, лихорадочно сучили ногами и визжали в агонии ожидания неминуемой смерти. Но Наян — русский борзой богатырь — собак не трогал, смиренно радовался одержанной победе и умиротворенно наслаждался своим непререкаемым превосходством и неиссякаемым великодушием. При желании Наян мог бы разнести собак в клочья… если бы был дураком, но не был: понимал, что перед ним собака, а не зверь. Мальчик упражнял в себе породу, гонял свою чистую борзую курляндскую кровь и развлекал свою кобелиную борзую душу.

Мой супруг Наяна ласково величал «махинушкой» — от слова «махина». Не то что поднять, приподнять мальчика никто не мог. Недавно мы определили вес четырехлетнего Наяна на базарных весах, на которых перед нами взвешивали мешки с картошкой. Весы показали семьдесят килограммов.

Характер Наяна — свирепый и замкнутый (весь в себе, в своих помыслах). Резвость (скорость) кобеля и впрямь устрашающая, но только на очень коротких дистанциях. Со стороны Наян, как подлинный курляндец, кажется собакой страшной, то есть вызывающей страх, и выглядит несколько неуклюже. Рысью он бежит обыкновенной. Ходит размашисто, иногда обычным шагом, ставя ноги крест-накрест, но чаще иноходью, занося обе ноги одного бока вместе.

Применяя иноходь, Наян перемещается с развалом, и тогда движения его действительно напоминают движения медведя, как это было отмечено у курляндских борзых. Рыск случается передний, но по большей части бывает задний — опять курляндская кровь дает о себе знать! Поскачка, как и положено курляндской борзой, с напрыгом (этим термином характеризовали поскачку курляндской борзой старинные псовые и мелкотравчатые охотники), поэтому бег Наяна ни в коем случае не напоминает полет над землей. Он скорее схож с катящимся и изредка подпрыгивающим на ухабах огромным валуном, ускорение которого пугает. Когда стоишь на пути бегущего Наяна, кажется, что с убийственной скоростью на тебя легко и неумолимо несется каменное перекати-поле. Поскачку Наяна я обозначила бы общим словом «накат» (а напрыг в нем, накате, присутствует). Курляндская борзая накатывает — катит, как цунами, как сама стихия, круша и ломая все на своем пути.

Силой Наян обладает невероятной и непомерной. Если он переходит на легкую трусцу (даже не на широкую рысь, как на охоте и не просто на рысь, как на прогулках!) то поводок сам вырывается из рук. Поэтому в ходе прогулок на поводке мальчик приноровился идти своей курляндской иноходью, с развалом, делая огромные шаги. Лишь потрясающее спокойствие его натуры, сдержанный, чрезвычайно уравновешенный характер, умение соизмерять свои силы с силами владельцев, а также искренняя и преданная любовь к вырастившим его людям делают Наяна абсолютно управляемой собакой. Даже моя старенькая и маленькая мама изредка выводит Наяна на прогулки, категорически отказываясь проделывать подобный фортель с другими нашими борзыми.

Наян приобщил меня к духу былых времен. Он — воплощение этого старинного духа, словно перенесшегося из неведомых глубин веков в настоящее. Благодаря Наяну я способна вообразить охоту с множеством курляндских борзых.

Подобная свора — поистине устрашающее зрелище и для волка, и для любого, кто окажется на пути этих, несущихся во весь опор, прирожденных охотников. Борзая не сможет ни быстро остановиться, ни тем более — свернуть. Я вижу глаза предков-борзятников во время охоты с курляндскими борзыми, и они восхитительны. В них — преклонение перед недосягаемым могуществом и необычайной силой этого красивейшего животного. Восторг и страсть читаются в лицах псовых охотников, когда они наблюдают всепоглощающий шквал бега богатырской борзой, ее смертоносный, ударный налет на зверя и мертвую хватку русского волкодава. Вот она — Русь катит! Велона — русская душа играет! Вот он — мчится по степи воплощенный полет ее великих фантазий!