Читаем Жизнь в эпоху перемен (1917–2017) полностью

Что сказать про отца в те годы? Насколько знаю я — никаких вредных привычек. Да и когда заниматься этой ерундой увлеченному человеку. Пожалуй, единственный недостаток на всю жизнь — излишняя горячность (но далеко не во всем)… Это же его свойство — и одно из достоинств. Однажды купал их лошадь Зорьку в реке и на обратном пути так разогнался, что чуть не въехал в сарай без головы. А голова ему потом во как пригодилась! Но вовремя пригнулся… хотя после этого не раз разбивал себе лоб — однажды, задумавшись, о фонарный столб в городе, а другой раз — вынес стекло на стойке сберкассы…

Во время молотьбы, на току, младшая сестра Нина и принесла ему письмо от старшей сестры Татьяны, которая уже училась в Саратове в педагогическом институте, что образуются курсы для поступления в сельскохозяйственный институт с шестнадцати лет — а отцу как раз исполнилось шестнадцать. Правда, Татьяна сообщала, что обязательно требуется направление от колхоза, а колхоз в селе только образовывался, причем, как и везде, с «диким скрипом». Лапшины, например, наотрез отказывались вступать, и вступили, уже как бы опозоренные, последними.

Но Иван Андреевич привел сына в сельсовет, объяснил, и председатель сельсовета, хороший мужик, сказал, подмигнув своему другу Андреичу:

— А, Егорка… На Лапшиных батрачит? Егорку пошлем!

И, видимо, благодаря происшедшим в стране переменам его направили в 16 лет получать высшее образование. Случилось бы такое без революции? Остается только гадать.

И Егорка поехал. Иван Андреевич дал ему пять рублей. И больше никогда отец не брал у родителей ни копейки.

Он доехал на поезде до Камышина, там сел на пароход и впервые с восторгом увидел Волгу во всей красе. Потом вдруг почувствовал, что прежней жизни не будет уже никогда — и слегка загрустил.


Теперь, пытаясь оценить то время из теперешней жизни, — что скажешь? Хорошо или плохо, что все так шло? Наверное, без направления из колхоза батю в институт бы не приняли, и он бы не стал тем, кем стал. Или все ж таки приняли бы? Но он мог и не поехать, если бы не кинули клич?

Иван Андреевич в тридцатые годы, когда шла коллективизация, вдруг стал всем говорить (абсолютно трезвый, не пил вообще):

— Сталин не гений!

— …Почему?

— Не гений — и все!

Сослали его недалеко — работал на стройке под Камышином, потом его даже выпустили, но вернулся он больной и вскоре умер. «Революция пожирает своих детей!»

Глава седьмая. Учеба (1927–1932)

А Егорка закончил институт. Случилось бы это, если бы история нашей страны была другой? Но история, говорят, не имеет сослагательного наклонения. Вот если бы все шло по-другому, то… Что? Неизвестно, что было бы с нами, да и навряд ли «конкретные мы» вообще были. Ведь и само рождение наше — результат всего случившегося в нашей стране, без этого наши родители точно бы не встретились… Но эгоистическая радость нашего появления на свет не должна, наверное, влиять на объективную оценку истории? Черт ногу сломает! И вообще, возможна ли она — объективная оценка? И кто имеет право определять ее? Я лишь могу рассказать конкретную историю моей семьи — а выводы, может, появятся? «По ходу», как говорит молодежь.

Отец прибыл в Саратов — впервые в жизни — поздней ночью, кое-как разыскал адрес, где была обещана ночевка поступающим. Вошел через двор. Дежурный повел его по лестнице, открыл какую-то дверь. Отец в темноте нащупал что-то вроде раскладушки, рухнул и уснул. Проснулся от гвалта — и яркого света — и увидел себя… в театре, причем на сцене!.. Да, жизнь полна чудес — особенно, когда не сидишь на месте, а двигаешься! Огромный роскошный зал, но весь заполнен не креслами, а койками, и все заняты. Все пространство было заполнено койками — и народом! Ни одного окна, поэтому не понятно время суток. Кто-то торопливо одевался и уходил, а кто-то, наоборот, торопливо раздевался и ложился спать. Кто-то храпел, а кто-то, наоборот, пел. Молодежь уже сообразила, что она в театре — и хотя приехали поступать в вуз сельскохозяйственный, возможность «подухариться», как говорили тогда, не упускали.

Отцу такое веселое начало понравилось, страх прошел. Поговорил с ребятами с соседних коек — и во всем разобрался. Некоторые «правдолюбцы» тут спорили со мной — загибаешь ты, как и твой батя: причем тут — вуз сельского хозяйства — и театр? Есть такие люди, которые видят только то, что положено, а фантастическое, необычное не видят. Жаль мне таких людей! Ведь в необычном, праздничном самый смак жизни. Да — жизнь переворачивалась — в театре пришлось устроить общежитие сельхозвуза — число поступающих резко увеличили, ненадолго…

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 лет великой русской революции

Адвокат революции
Адвокат революции

Исторический детективный роман литератора и адвоката Никиты Филатова посвящен 150-летию судебной реформы и столетию революционных событий в России. В основе романа — судьба реального человека, Владимира Жданова, который в самом начале двадцатого века, после отбытия царской ссылки за антиправительственную агитацию стал присяжным поверенным. Владимир Жданов защищал на публичных судебных процессах и террориста Каляева, и легендарного Бориса Савинкова, однако впоследствии сам был осужден и отправлен на каторжные работы. После Февральской революции он стал комиссаром Временного правительства при ставке командующего фронтом Деникина, а в ноябре был арестован большевиками и отпущен только после вмешательства Ульянова-Ленина, с которым был лично знаком. При Советской власти Владимир Жданов участвовал на стороне защиты в первом публичном судебном процессе по ложному обвинению командующего Балтийским флотом адмирала Щастного, в громком деле партии социалистов-революционеров, затем вновь был сослан на поселение новыми властями, вернулся, работал в коллегии адвокатов и в обществе Политкаторжан…Все описанные в этом остросюжетном романе события основаны на архивных изысканиях автора, а также на материалах из иных источников.

Никита Александрович Филатов

Детективы / Исторический детектив / Исторические детективы
Мадонна с револьвером
Мадонна с револьвером

Террористка Вера Засулич, стрелявшая в 1878 году в градоначальника Ф. Ф. Трепова, полностью оправдана и освобождена в зале суда! По результатам этого процесса романтика террора и революции явственно подкрепилась ощущением вседозволенности и безнаказанности. Общество словно бы выдало своим гражданам «право на убийство по убеждению», терроризм сделался модным направлением выражения протеста «против угнетателей и тиранов».Быть террористом стало модно, прогрессивная общественность носила пламенных борцов на руках, в борцы за «счастье народное» валом повалила молодежь образованная и благополучная, большей частью дворяне или выходцы из купечества.Громкой и яркой славы захотелось юным эмансипированным девам и даже дамам, которых игра в революцию уравнивала в правах с мужчинами, и все они, плечом к плечу, взялись, не щадя ни себя, ни других, сеять смерть и отдавать свои молодые жизни во имя «светлого будущего».

Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза