На Рождество Иван съездил к отцу в гости, провел там неделю, разжился деньгами, прихватил кое-какие вещи, необходимые ему в городской жизни, и возвратился в институт продолжать обучение с намерением заняться репетиторством учеников, натаскивая нерадивых отпрысков из богатых семей к весенним испытаниям для перехода в следующий класс или на выпуск из гимназии.
В городе были две мужские гимназии и одна женская для христиан, но у евреев были свои школы и даже учительский институт и учительская школа. На еврейских школьников Иван не рассчитывал, зная, что иудеи не позволяют иноверцам учить своих детей, даже по русскому языку.
Иван расклеил объявления в округе: что учитель с опытом преподавания и репетиторства готовит школьников к испытаниями или экзаменам с гарантией и за умеренную плату и оставил на объявлениях адрес пансиона.
Недели через две пришло письмо с предложением собеседования, потом ещё и ещё. Иван сходил по указанным адресам, поговорил с родителями и учениками и, выбрав двоих, стал готовить их вечерами, через день, для выпуска из реального училища по математике и истории: так у него оказались заняты все вечера, и проблема поиска развлечений отпала сама собой.
Пусть богатые веселятся, а обычным людям надо трудиться постоянно, чтобы жить или учиться, как Иван. С деньгами стало полегче, и Иван, спокойно закончив курс и выпустив своих учеников, поехал отдыхать на лето к отцу, заручившись рекомендательными письмами от родителей обоих школьников, что он действительно умелый учитель. Такие письма очень важны на будущее и позволяют поднять оплату труда репетитора до уровня жалования учителя гимназии, которое весьма и весьма неплохое и является мечтою выпускника учительского института.
Лето у отца Иван провел в обычном своем распорядке: спал много и охотно; с удовольствием, но умеренно поглощал блюда, что готовила Фрося для своих мужчин; гулял по берегу речки и поутру частенько сидел на берегу с удочкой, бездумно наблюдая за течением воды, плесканьем рыбок на отмелях и купанием детишек в заводи, где когда-то плескался и он с друзьями из села, и однажды поймал здоровенную щуку на удочку.
Прошли годы, а эту свою удачу Иван помнил в подробностях, как важное событие в своей мальчишеской жизни. Иногда Иван бродил по лесу, слушая пение птиц и жужжание насекомых или присев рядом с муравейником долго наблюдал хлопоты муравьев, без устали снующих взад и вперед и затаскивая внутрь всяких личинок, жучков, гусениц и прочую мелкую живность, что удавалось добыть муравьям поблизости и в дальних походах до соседних деревьев.
Его взгляду, жизнь муравейника казалась хаотичным поиском пропитания для муравьев и их потомства и, подобно человеческому обществу, совершенно бессмысленной для каждого муравья-человека, как члена этого сообщества-муравейника. Вот муравьишка добыл где-то гусеницу и тащит её из всех сил в муравейник, где гусеница станет общим достоянием всех муравьев. Встречные муравьи, подбежав оказать помощь и убедившись, что муравьишка справится и сам, убегают дальше по своим неотложным делам в заботах обо всём муравьином сообществе.
Почему же люди стараются лишь для себя и любую добычу присваивают только себе и своему потомству, даже если это идет в ущерб всему обществу и за счет других людей. Когда и почему люди утратили общность интересов, и алчность победила разум, провозгласив, что каждый сам за себя, а не один за всех и все за одного, как устроено в этом муравейнике? – заканчивал Иван свои размышления у муравейника и шёл вглубь леса, вдыхая ароматы трав под убаюкивающий шелест листвы деревьев.
В исторических книгах, что прочитал Иван, он пока не нашел ответа на свои вопросы о смысле жизни человека и справедливом устройстве человеческого общества.
К своим, почти двадцати четырем годам, что считается возрастом зрелого мужчины, Иван всё ещё не стал самостоятельным человеком, ибо студент – это ученичество, но не самостоятельность. Обучаясь уже много лет и проживая среди чужих и зачастую чуждых ему людей, Иван, будучи от природы сдержанным, постепенно превратился в замкнутого человека, предпочитающего одинокие размышления сообществу окружающих его людей. Друзьями за все годы жизни Иван так и не обзавелся, любимой женщины не обрел и не имел никакого положения в обществе.
Даже в институте он был на несколько лет старше своих однокашников, пользовался среди них уважением за знания и опыт, но общих интересов не имел и в студенческих забавах и развлечениях участвовал крайне редко, считая их несерьезными для его возраста. Потому и в гостях у отца, Иван общался лишь с домочадцами, в село ходил изредка в лавку по просьбе Фроси, знакомств не искал даже с девушками, которые с интересом разглядывали его при каждом появлении на селе.
Однажды Иван, зайдя в церковь и поставив свечку матери, на выходе столкнулся с местным священником, который упрекнул его словами:
– Что же вы, Иван Петрович, избегаете нашего общества и живете бирюком у своего батюшки Петра Фроловича? Аль брезгуете нами, сермяжными сельчанами, коль учитесь в институте?