Вот у меня тётка была, у которой я жил шесть лет, когда учился в училище, так мать этой тётки была полу-еврейкой, а отцом был брат моего деда. Эта тётка к евреям была седьмая вода на киселе, но иногда заходила в местную синагогу, хотя была крещённая в православие: вот почему она так делала? Неизвестно. Может из-за своего уродства: у неё было родимое пятно на пол-лица, которое, впрочем, не мешало ей развлекаться с мужиками заезжими, чему и я был свидетелем неоднократно.
Пожалуй, хватить нам болтать об этом народе, зайдём давай в церковь, я поставлю свечку за упокой души моей тётки Марии, Царство ей небесное. Это родимое пятно на её лице к старости начало расти, пухнуть, пошло внутрь и тётка померла, когда я учился в институте. Мне об этом отец написал. Тётке было за сорок лет, а отцу сейчас за семьдесят, дай Бог ему здоровья, – такая вот судьба, – закончил Иван, и они не торопясь направились к храму, золочёные купола которого виднелись далеко впереди за домами горожан.
– Интересно получается, – вздохнула Надя, прижимаясь к Ивану, – ты рос у тётки, и я росла у тётки. У тебя хоть отец есть, а у меня никого не было с детства, может потому я и попала в историю, которой ты меня всегда попрекаешь, с этим художником. Жила бы с родителями, ничего такого не случилось бы.
– Родители здесь ни при чём, – ответил Иван, отстраняясь от Нади при упоминании о художнике. У нас на селе мужики говорят: если сука не захочет, то кобель не вскочит, – грубо оборвал он Надежду, – и прекратим этот разговор, который мне неприятен.
Они молча зашли в храм, Иван поставил свечку за упокой души тётки Марии, Надежда тоже поставила свечку, безмолвно шевеля губами какие-то молитвы или просьбы, и они, вернувшись домой, разошлись по своим комнатам. Надежда вновь корила себя за то, что опять напомнила Ивану про своего любовника – ведь знает, что нельзя, но чёрт дёрнул за язык, и такая хорошая прогулка закончилась плохо – новой размолвкой с Иваном.
Иван провёл ночь у себя в кабинете на диване, а утром, за завтраком, неожиданно предложил Надежде съездить вместе с ним на родину к отцу, на несколько дней, что оставались до начала занятий в училище.
– Давай съездим вместе к моему отцу, я давно не бывал у себя на родине, да и отец старый, наверное, стал совсем– ему уже за семьдесят лет, а в этом возрасте люди быстро старятся. Я был дома за год до нашей встречи с тобой, значит прошло больше двух лет. Заодно отец познакомится со своей будущей невесткой, – объяснил Иван, что означало очередное примирение с Надеждой, иначе зачем бы ему знакомить её со своим отцом.
– Езды здесь около семидесяти вёрст, я найму повозку, дня за два доедем, несколько дней проживём на месте, и потом вернёмся к началу занятий в школах, – убеждал Иван, на что Надежда, сделав вид, что размышляет, ответила согласием.
Иван, не отлагая дело вдаль, сразу после завтрака пошёл на постоялый двор договариваться с кучерами о поездке. Достаточно быстро он возвратился с известием, что повезло найти извозчика, который согласился отвезти их за пять рублей туда и обратно.
– У него брат живёт в Мстиславле, он заедет к нему, погостит дня четыре, потом захватит нас и в обратный путь, – объяснил Иван своей избраннице. – Иначе пришлось бы оплатить ему дорогу в оба конца, а там, на селе, нанимать другую повозку за те же деньги. Собирайся, Надюша, завтра с утра и поедем.
За день Надежда собрала свои вещи, которых на поездку оказался целый чемодан, Иван взял лишь самое необходимое, что составило чемодан поменьше, и к вечеру молодые были готовы к этому неожиданному путешествию.
Предстоящая поездка обострила их чувства, Иван вернулся в общую постель к Надежде, которая встретила его горячими поцелуями и страстными объятиями, которые завершились взаимным чувственным удовлетворением и полным примирением в очередной раз.
Утром, едва они позавтракали, и Даша собрала провиант в дорогу, к дому подъехала коляска с бородатым кучером разбойничьего вида, так что Надежда даже засомневалась в благополучном исходе этой поездки. Кучер соскочил с облучка, прикрепил к коляске сзади чемоданы, молодые погрузились в коляску, поставили в ногах корзину с едой и морсом, что собрала им в дорогу Даша, и коляска покатила прочь со двора, под благословение Даши, трижды перекрестившей удаляющуюся повозку.
Коляска проехала через еврейские кварталы, выбежала на шлях и покатила накатанной дорогой на юг к родному селу Ивана, куда он полагал добраться на следующий день.
Коляска плавно покачивалась рессорами на пыльной дороге без выбоин и камней, по обеим сторонам, сменяясь, тянулись леса, поля, озёра и деревеньки, вдоль которых извиваясь, взбегая на холмы и спускаясь вниз тянулась дорога, ведущая Ивана в мир его детства.