Основное правило обращения с мужем, которое Надежда инстинктивно переняла от своей тётки Анны, гласило, что мужчина всё и всегда делает не так, как должно, поэтому мужа всегда и во всём надо поправлять, делать ему замечания, никогда с ним не соглашаться и Боже упаси – никогда не хвалить: тогда муж будет послушен и покорен воле своей женщины.
Прожив с Иваном год вместе, Надежда сочла себя полноправной женой и, следуя воспитанию тётки Анны, принялась за воспитание Ивана – не как мужчины, а как мужа, покорного воле жены. Сначала это проявлялось лишь в мелочах и наедине: за столом, на прогулке и в бытовом общении, потом Надя стала делать замечания Ивану и при посторонних: в гостях и на улице, а иной раз, забывшись, Надя могла сделать замечание Ивану и об его действиях в постели, если была не в настроении или не получала должного удовлетворения.
Иван, который с детских лет жил самостоятельно: сначала у тётки, а после в пансионе, учителем на селе и студентом в институте, привык к независимости в поведении и суждениях и не знал возражений от родственников, ввиду их отсутствия рядом по жизни. Он болезненно воспринимал любые поучения и недовольство, тем более со стороны любимой женщины и как мог, пытался укротить властные замашки Нади, но бесполезно: перенятые от тётки Анны манеры семейного поведения Надежды оказались сильнее деликатности Ивана, тактично поправляющего девушку в неуместности её указаний и упрёков.
Разность взглядов и характеров этой пары только начинала проявляться, стремления приспособиться к мужу не только физически, но и духовно, Надежда не проявляла, и едва ещё заметное отчуждение между нею и Иваном грозило в недалёком будущем привести к полному разладу в их совместной духовной жизни. Такому разладу, который не скрепят никакие интимные отношения в постели: там лишь миг удовлетворения физического влечения, а здесь полное различие во взглядах на жизнь.
Но всё это только предстояло в будущем, а пока молодые учителя относились к своим разногласиям в делах, словах и поступкам, как к досадным недоразумениям, которые легко и просто улаживались в общей постели на сеансах любви, как привыкла их называть Надежда со слов своего бывшего любовника.
В один из таких дней, когда Иван строгал на верстаке доски, Надежда, отложив в сторону книгу, принялась выговаривать Ивану своё отношение к его занятию.
– Что ты всё время возишься с этими досками. Всё равно мужик Фёдор лучше делает мебель всякую, чем ты свой шкаф. Закажи ему и через неделю новенькие шкафы будут стоять у нас в доме, а когда ты смастеришь, и что получится у тебя, ещё неизвестно.
– Пойми, Надя, я это делаю для своего удовольствия. Мужчина должен уметь работать руками, иначе это не настоящий мужчина. Вот я и учусь работать руками, конечно, и голова тут тоже нужна. Сделаю шкаф, поставлю в комнате и буду знать, что это я сделал, а не столяр Фёдор. Будет время, научусь столярничать ничуть не хуже соседа Фёдора, а сейчас это занятие для души. Например, великий химик Менделеев делал хорошие чемоданы, которые дарил своим знакомым. Сейчас, интеллигентская публика считает зазорным заниматься рукоделием, а под творчеством понимается нечто духовное: музыкантство, писательство или художничество, да ещё и скоморошество, называемое актёрством.
В былые времена, таких артистов в барские усадьбы пускали лишь с чёрного входа, чтобы не поганить парадную дверь, а сейчас певичка, балерина или поэт-писатель почитаются чуть ли не божеством, придумали даже специальное слово для их обозначения – богема. Но питается эта богема хлебушком, что вырастил крестьянин; едет в поездах, что построил инженер; живёт в домах, созданных строителями. Мы с тобой учителя: сами тоже не строим, и не пашем, но учим детей грамоте, чтобы они, вырастивши, могли созидать всё, что нужно для нашей жизни, значит и учителя тоже созидатели. Я потому и учусь ремеслу столяра, чтобы лучше понимать людей труда и лучше учить их и самому учиться дальше.
Моя мечта стать учёным-историком, и даст Бог, получится, но надо трудиться и трудиться, и чтобы жена в меня верила, а не одёргивала по пустякам. Говорят: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Мужчина – тот же ребёнок, и жена должна давать ему свободу для дела и поощрять, а не одёргивать. Вот научусь столярному делу, а ты родишь нашего ребёнка и я сделаю ему кроватку, потом стульчики, игрушки всякие из дерева, – закончил шутливо Иван свои рассуждения и, взяв рубанок, продолжил строгать доски для дверцы шкафа.
Надежда, услышав про ребёнка, сразу загрустила: время шло, а зачатия всё не было: она же точно знала, что способна к деторождению, но с Иваном почему-то не получалось, а может и повитуха что-то повредила в ней, но как узнать? Можно пойти к городскому врачу, но как только Надежда представляла себе, что этот милый человек, с которым она иногда встречалась на городских торжествах и даже иногда беседовала, будет осматривать её наготу, а потом при встречах ей придётся с ним вести разговор, краска стыдливости заливала ей лицо, и она отвергала визит к врачу.