Наркотики и алкоголь всегда действовали на меня и на моих друзей по-разному. Я казалась больше под кайфом, чем они, и более пьяной. Становилась слабой. Меня рвало чаще, чем их, и я чаще теряла сознание. Они знали, когда надо остановиться, я – нет. Они могли пить и курить или не делать этого, я – нет.
То же самое происходило с моими эмоциями в целом. Другие не обратили бы внимания на то, что приводило меня в состояние невменяемости. Боль и страдание длились у меня дольше и были более сильными, чем у них. Мои эмоции усугублялись до анекдотических пропорций. Я не знаю, была ли я чувствительнее, чем остальные, или же просто не могла управлять ими так же хорошо, как они. Мои чувства были опасны для меня и подобны взрывчатке. Они не поддавались контролю. Я им не доверяла.
Вот как я сама себя лечила: Когда мне было эмоционально больно, я больше пила и добавляла наркотиков. Когда боль от них становилась невыносимой, я какое-то время воздерживалась от этого. Но временная трезвость позволяла чувствам вернуться, и депрессия с тревогой стремительно заполняли вакуум, поскольку я не знала, как с ними справиться. И я опять начинала «выталкивать» их из себя. Иногда я принимала лекарства, иногда нет. Иногда это даже не имело никакого значения, поскольку я была напичкана гораздо более сильными химическими веществами, руководившими моим мозгом.
И подобная беготня туда-сюда, и прыжки от одной боли к другой оказались единственным известным мне способом существования.
Мне было шестнадцать, когда я впервые попала в центр реабилитации. Как только я там очутилась, мне удвоили принимаемую дозу антидепрессантов. Я ничего не чувствовала в течение почти двух лет, что было просто прекрасно. Я стала заниматься большинством предметов в местном общественном колледже, потому что не могла вернуться в мир обыкновенных старших классов. У меня было очень мало друзей, но они оказались хорошими и лояльными, и некоторые из них остаются моими лучшими друзьями до сих пор. Я рано оставила колледж, начала работать на заправке и провела лето в летнем лагере. Почти два года я не принимала наркотики и алкоголь, но это было темное и одинокое время.
Я хотела бы быть одной из тех, кто любил колледж, кто познакомился там с лучшими друзьями, кто приходит на встречи выпускников, предается ностальгии и носит майку своей альма матер. Но если честно, те два года, что я провела в престижном гуманитарном колледже, оказались едва ли не худшими годами моей жизни. Впервые мне было трудно учиться, что сокрушило мою и без того низкую самооценку. Первая серьезная паническая атака случилась у меня на первом курсе, я два дня не могла выйти из комнаты в общежитии, и мне пришлось позвонить в службу психиатрической помощи. Большинство дней я была под кайфом с того момента, как просыпалась, и пока не отключалась вечером. Я запиралась в комнате, включала Эллиотта Смита и боялась всего на свете. После того, как я набрала пятнадцать фунтов на первом курсе, на втором я подхватила пищевое расстройство и падала от него в обморок, если вставала слишком быстро. Я спала с людьми, которые мне не нравились. У меня было очень мало теплых чувств к друзьям. Я ненавидела себя.
Однажды утром, за несколько недель до окончания второго курса, я проснулась после недельного наркотического «марафона», села в машину и поехала домой из Портленда в Сиэтл. Я уже несколько дней не была на занятиях. Почти не выходила из своей комнаты на чердаке дома, где жила с людьми, с которыми больше практически не могла разговаривать. Мой нос был в таком ужасном состоянии, что мне пришлось начать курить вещества, которые прежде я только нюхала. Я не могла вспомнить, когда в последний раз ела. У меня не было денег. Я все разрушила.
Долгое время я говорила себе, что со мной случился нервный срыв. Я жила с мамой и начала три раза в неделю ходить к психоаналитику, но не сказала ни ей, ни психоаналитику – да и себе – о той роли, которую сыграла наркомания в моем решении покинуть колледж. Я работала неполный рабочий день в кофейне. И тусовалась с друзьями из школы. Я снова начала регулярно принимать лекарства, которые забросила, будучи в колледже. Я была очень неприкаянной. Наркотики я почти не употребляла, но по сути ничего у меня не изменилось. Сеансы психоанализа позволяли отрешиться от вызывающих боль вещей, с которыми я отказывалась бороться. Я все время думала о себе, но на самом-то деле не решала своих проблем.
Так что мне было делать? Само собой, я захотела уехать. Бегство от проблем так хорошо сказывалось на мне в прошлом (добавьте сюда сарказма). Я с парочкой приятелей загрузила фургон, и мы отправились в Сан-Франциско, не имея какой-либо цели, работы и постоянного жилища. Я знала лишь, что мои мечты осовить интеллектуальную профессию потерпели крах. Знала лишь, что больше не хочу жить у мамы в полуподвале. Знала лишь, что должна убежать.
Вскоре после того, как мы приехали в Сан-Франциско, мне исполнился двадцать один год. Вот где и когда я действительно научилась пить и обнаружила в себе истинную любовь к алкоголю.