Мхи встречаются в любой среде обитания и получают от людей имена. Но я обнаружила лишь отрывочные сведения о них в рассказах, записанных антропологами. Может, они играли совсем небольшую роль, и их не считали достойными упоминания. Или же спрашивающие знали слишком мало. Я нашла, например, данные о сооружении построек, от больших общих домов до вигвамов, полные подробностей: как обтесывали доски, как покрывали крышу берестой. Но почти ничего не говорилось о том, что мхом законопачивали щели между бревнами. Это не стоит внимания — до тех пор, пока в жилище не врывается зимний воздух. Порывы ледяного ветра, хлещущие в шею, заставляют подумать о них.
Мох с его изоляционными свойствами хорошо подходит и для защиты кистей и ступней в зимнее время. Роясь в источниках, я выяснила, что северные народы всегда подбивали зимние башмаки и рукавицы мягким мхом для дополнительного утепления. У «Тирольского ледяного человека» — тела возрастом 5200 лет, найденного в тающем леднике, — обувь была выстлана мхом разных видов, в том числе
Я узнала из некоторых записок, что мох вплетают в корзины для красоты, что его используют как фитили в лампах и для мытья посуды. И с радостью отметила для себя, что люди не забыли о мхе, что мох нужен им в быту. Но одновременно я испытала разочарование. Нигде не говорилось об особом даре Создателя, той единственной роли, которую не может исполнить ни одно другое растение. В конце концов, подбить обувь можно и сухой травой, а на подстилку годятся сосновые иглы. Я надеялась наткнуться на упоминания о таком использовании, которое отражало бы суть «мшистости». Я надеялась узнать о том, что в те далекие времена люди открывали для себя мох тем же способом, что и я.
Штудии в библиотеке позволили мне продвинуться чуть дальше, но интуиция подсказывала, что собранные там сведения неполны. У каждого способа познания есть плюсы и минусы. Сидя за стопкой книг, я прервала чтение и вспомнила, как мы с Джин- ни ходили на поиски растений, стоило растаять снегу — сквозь тусклые листья, оставшиеся с осени, уже пробивались первые побеги. Одним из первых растений, которые уже были в цвету, оказалась мать-и-мачеха, росшая на каменистых берегах речки Онондага. Ботаник мог бы объяснить это предпочтение — март, берега водного потока — физиологическими особенностями или непереносимостью конкуренции. Может, и так. Но в племени Онондага считают, что мать-и-мачеха растет близ места, где используется: лекарство встречается недалеко от больных. После долгой зимы, когда сходит лед, бегущая вода неумолимо притягивает детей: они бродят и плещутся в ручьях, пускают палки по течению, промокают насквозь, не обращая внимания на сильный холод, а потом возвращаются домой и ночью просыпаются от кашля. Отвар мать-и-мачехи хорошо справляется с кашлем именно этого вида — когда ребенок замочит ноги. Вот еще один принцип индейского знания о природе: мы можем узнать об использовании растения, посмотрев на место его произрастания. Известно, например, что лекарственные растения часто встречаются неподалеку от источника болезни. Рассказы Джинни никоим образом не отрицают научных объяснений, но вопрос ставится шире: не только «как» мать-и-мачеха растет по берегам речки, но и «почему». Это знание уходит в те области, куда за ним не может последовать физиология растений.
Назначение растения можно определить по месту его обитания. Я вспоминаю об этом, когда пробираюсь через лес и по ошибке хватаюсь за стебель ядовитого плюща, чтобы забраться на крутой берег. После этого я сразу же смотрю, что растет рядом. Вот пример выдающейся верности: бальзамин двухцветковый растет на таких же влажных почвах, что и ядовитый плющ. Я раздавливаю сочный стебель ладонями, удовлетворенно слушая хруст и наблюдая за тем, как брызжет сок, затем втираю себе в руки эту жидкость-противоядие. Теперь у меня не появится сыпи.