шого состоянія. Гордый и строптивый отъ природы, съ дѣтства не умѣвшій никому подчиняться, не переносившій надъ собою ни чужой власти, ни 43'жого превосходства, своевольный и упрямый, онъ отличается пылкимъ, хотя и замкнутымъ въ себѣ, нравомъ, склоннымъ ко всякимъ крайностямъ. ІІолз'чивши лучшее для своего времени образованіе, онъ впослѣдствіи утверждаетъ, что не вынесъ изъ школы никакихъ знаній и очень скоро позабылъ всю латынь и всѣхъ классиковъ, которыхъ онъ вызз'бривалъ только изъ-за отличій и наградъ. Въ 15 лѣтъ имъ овладѣваетъ страсть къ перемѣнѣ мѣстъ. Сперва онъ объѣзжаетъ всю Италію, затѣмъ въ двзчсратное путешествіе всѣ европейскія государства. Изъ этихъ странствованій онъ, по его признанію, вынесъ очень мало. Но тѣ картины природы, которыя волцуютъ его поэтическое 43'вство, а главное тѣ люди, которыхъ онъ зазнаетъ въ придворныхъ сферахъ разныхъ странъ,—все это 63’дитъ его критическую мысль, изощряетъ з'мъ, склонный по природѣ къ отрицанію и сатирѣ. Въ 20 лѣтъ онъ накз'паетъ себѣ французскихъ книгъ, читаетъ Монтескье, Вольтера, Руссо, посѣщаетъ французскіе театры, гдѣ трагедіи Вольтера проводятъ въ публику модныя идеи; независимо отъ школьной з’чебы впитываетъ онъ въ себя всѣ вѣянія новой мысли; увлекается и Монтенемъ. Пестрая энцикло-педичность этого скептика іб вѣка, игра его мысли, пробужденной знакомствомъ съ классическимъ міромъ, расширяетъ горизонты Альфіери, одинокаго, скз’чающаго странника по Европѣ. Онъ много и самостоятельно дз-
-маетъ надъ этимъ чтеніемъ и когда послѣ пяти-лѣтняго странствованія онъ возвращается на родину двадцатитрехъ лѣтнимъ независимымъ человѣкомъ, мысль его созрѣла, убѣжденія опредѣлились. Преклоненіе передъ благосостояніемъ и передъ политическимъ устройствомъ Англіи, ненависть ко всякой солдатчинѣ, особенно къ мн-литаризму Прз'ссіи, презрѣніе къ варварствзу вѣка Екатерины Ивъ Россіи, недовѣріе къ легкомысленной, болтливой, салонно-философствзующей Франціи и вражда самая непримиримая къ томзг дз’Х}' произвола съ одной стороны, а съ дрз^гой - лести, подобострастія и низкопоклонства, которыя, по его словамъ, изо всѣхъ дворовъ Европы дѣлаютъ однзг лакейскз'ю, вотъ что выноситъ онъ изъ своихъ пз’тешествій. Въ силз' такихъ чувствъ онъ на родинѣ, хотя числится въ полку сардинскаго короля, но не несетъ фактически никакой слз'жбы; отказывается и отъ дипломатической карьеры. Чѣмъ же наполнитъ онъ свое сзчцествованіе? Какое положительное содержаніе внесетъ отрицатель въ жизнь? Онъ ищетъ его. И это-то исканіе, исканіе своего я и своего таланта, а затѣмъ самозгтвер-жденіе этого я творчествомъ и всею жизнью, характерны не только для Италіи і8 вѣка, но для человѣка вообіце и, быть можетъ, для нашего времени въ особенности.Эту общечеловѣческзчо сторону своей дз’ши, хотя и одѣтую моднымъ нарядомъ иного вѣка, Альфіери выявилъ въ своей автобіографіи. „Жизнь Витторіо Альфіери изъ Асти, написанная имъ самимъ", такъ по старомодномз^ красиво написанная, — крз'гло, ярко и цѣльно,—является однимъ изъ крупныхъ „человѣческихъ документовъ", которые когда-либо даны были писателемъ о самомъ себѣ; она раскрываетъ намъ, при всей своей кажз'іцейся простотѣ и прямолинейности, сложность и загадочность, при-сущую душѣ всякаго даровитаго человѣка, углз'бляюща-гося въ самонаблюденіе. И это самонаблюденіе дѣлаетъ для насъ Альфіери не только интереснымъ психологическимъ явленіемъ, но и родоначальникомъ новаго типа людей.