Истый сынъ своей эпохи и своей страны, Альфіери,— предтеча того индивидуализма, который такъ пышно расцвѣтаетъ во всѣхъ великихъ твореніяхъ на рубежѣ і8— 19 в.в., индивидз^ализма, который завершается творчествомъ и жизнью Байрона и, какъ особая дз’шевная болѣзнь, внѣдряется въ европейскзчо мысль многихъ послѣдз'Ю-іцихъ поколѣній, вплоть до нашихъ дней. „Міровая скорбь" находитъ въ Альфіери первзчо свою жертвзь „Духъ отрицанья и сомнѣнья", тоска и недовольство собою, внутреннее безпокойство и полная незщовлетворенность жизнью и всѣмъ міромъ,—долго з^гнетаютъ его. Противъ этой болѣзни у поколѣнія Альфіери есть средство, которое зт
тра-чено послѣдзчощими, пережившими великз’ю французскою революцію. Это поколѣніе еще страстно вѣруетъ въ начала Разума н Свободы, провозглашенныя новыми мыслителями. И когда Альфіери начнетъ проводить эти начала въ жизнь и въ литератзфу, работая ради собственной славы на пользу всего человѣчества, тогда з’ныніе и скорбь з'стзг-пятъ мѣсто бодрости и радости. Такой кризисъ пережилъ Альфіери и съ мелкими подробностями разсказалъ его въ ■своей „Жизни". Онъ могъ бы пережить и второй кризисъ: утратить вѣрз^ въ Раззьчъ и Свободз’. Основаніе для этого 3’ него было: не говоря уже о томъ, что онъ потерялъ въ французскихъ бумагахъ значительнзто часть своего состоянія, онъ видѣлъ въ Парижѣ первые кровавые з'жасы революціи; и даже, если бы не задалось во время переѣхать границз?, онъ самъ бы попалъ на эшафотъ съ дрзтими аристократами. Изъ этого жестокаго опыта онъ не вынесъ ничего, кромѣ ненависти къ францзгзской націи. Переворота въ мысли, новаго перелома дз’іпевной жизни отъ кровавыхъ дней Парижа онъ не испыталъ. Жизнь его и послѣэтого продолжала течь все по тому же, въ 25-лѣтнемъ, возрастѣ проложенному, русл}7
. Другіе люди, пережившіе разочарованіе великой революціей и поколебленные ею ч въ своемъ безвѣріи „вѣка Просвѣщенія1' и въ своей вѣрѣ въ Разумъ и Права человѣка, люди иной расы и иного душевнаго склада,—навсегда остались съ болью сердца, которой дано было, со всѣми ея разновидными и сложными проявленіями, общее названіе міровой скорби. Но человѣкъ латинской расы, хотя и воспитавшійся на Монтескье и Вольтерѣ, Альфіери, благодаря преемственности классическихъ традицій—римскихъ и итальянскихъ —не испыталъ этой душевной раздвоенности и остался вѣренъ своимъ молодымъ идеаламъ.Идеалы эти вполнѣ согласуются съ аристократизмомъ и происхожденія и духовной природы его. Это— прежде всего гордость, несовмѣстимая съ зависимостью-отъ кого-бы то ни было. Затѣмъ—любовь къ славѣ. Слава—похвала людей за какія-либо дѣянія. Языческій культъ славы,—столь противоположный христіанской добродѣтели смиренія,—съ особой силой проявился въ эпоху Возрожденія, когда похвала воздавалась всякому яркому проявленію личности независимо отъ его нравственнаго характера. і8-й вѣкъ, отрицая всю основу христіанской морали и выдвигая на мѣсто ея кзг
льтъ человѣчества, возстановилъ и значеніе славы людской, пріобрѣтаемой за полезныя для всего человѣчества дѣянія. Слава--это и есть основа всѣхъ мечтаній и пока еще мало осознанныхъ желаній гр. Альфіери, когда, возвратившись изъ заграничнаго путешествія 24-лѣтнимъ богатымъ, свободнымъ молодымъ человѣкомъ, онъ основывается въ Туринѣ. Прославиться полезной дѣятельностью—вотъ что становится скрытою и ему самому еще не совсѣмъ ясною цѣлью сз’іце-ствованія; или, какъ онъ говоритъ, начиная четвертую часть своего жизнеописанія, найти „полезный и похвальный исходъ кипѣнію моего пылкаго, нетерпимаго и высокомѣрнаго нрава". Долго не находитъ онъ этого исхода. Долго мучится онъ екз'кою своей жизни моднаго франта. Онъ отмѣчаетъвъ дневникахъ лѣнь, апатію, праздность, любовь къ пустякамъ. Не сразз’ открываетъ онъ и свое литератзг
рное призваніе. Помѣхою тому слзокатъ и соблазны тщеславія, щегольство, згвлеченіе нарядами, страсть къ лошадямъ и дрз^гія прихоти обезпеченнаго, ничѣмъ не занятаго человѣка. Впрочемъ, это же тщеславіе даетъ и первый толчекъ къ литератз'рѣ. Успѣхъ его острозтмія, блескъ, язвительность и проницательность его ума въ крз^жкѣ сверстниковъ, съ которыми онъ зтчреждаетъ шутовскую пародію засѣданій масонской ложи съ чтеніемъ докладовъ, выборами и т. д., з'спѣхъ заставляетъ его обратить вниманіе на свое дарованіе.