Жизнь волшебника

Кого же взрастила она, если от неё отказался этот странный достойно-недостойный парень?

Рассеянно поговорив, а после даже повздыхав и всплакнув, как при непоправимом, отчего-то

распылившемся счастье, женщины уже не находят соединяющего их тепла, чёрная кошка не

просто пробежала между ними, а массой зигзагов поисчеркала всю территорию их розовых

фантазий. Как неловко теперь матерям за этих своих полушутливых «сватей»… Намечтались,

называется…

Роман и Михаил мастрячат в это утро всё тот же штакетник. Марусю, спешащую по улице,

первым ещё издали замечает Михаил и молотком в руке указывает сыну. Появление её в это

время неправильно. Сейчас часы её «знахарского» приёма, и ей положено сидеть дома за столом

с чашками и самоваром. И уже по тому, как грузно и как-то грозно сотрясаясь приближается мать,

Роман почти наверняка догадывается, с чем она идёт. Шила в мешке не утаишь.

– Эх ты! – едва подойдя, выдаёт она ему, словно пришлёпнув какое-то презренное клеймо.

Роман глубоко, виновато вздыхает и с независимым видом, но с решительной силой вбивает

гвоздь так, что плоский звук ударов эхом отлетает от белёной стены правления совхоза.

– Ну-ка, скажи, чем тебе Светка-то не пара, а? – спрашивает мать, оттаскивает его за локоть от

штакетника. – Она чо, не брава для тебя, или чо? Така девка! Господи, така девка! На бедной

Галине Ивановне сёдни никакого лица нет. Испереживалась вся. Хоть спроси, говорит, чем же это

она ему не поглянулась? Чем же та-то лучше? А? Ну, чо ты молчишь, как полено?

Роман пожимает плечами, отскребая черешком молотка остатки пахучей лиственной коры от

прожилины. Грустно и неловко вспоминать про Свету. Глаз её он так и не увидел. Не удалось

проверить возможно сцепление их душ или нет…

– Скажи ей, что не сошлись характерами. Ну, как там поётся: «И пошли по сторонам – он

заиграл, а я запела… Ой, легко ли было нам?» Вот так ей и пропой. Всё, мама, в жизни бывает.

У Маруси пропадают все слова, какие есть. Внезапно забывшись, она даже прислушалась, как

сын озорно и дерзко спел эти строчки. Вот паразит так паразит, знает же, что ответить! Этот кусочек

из её любимых и много раз пережитых частушек обезоруживает полностью. Бежала она сюда чуть

ли не для того, чтобы надавать своему сыну, пусть и вчерашнему солдату, тумаков, и вдруг видит,

что у того могут быть и какие-то свои соображения, которых ей уже и понимать не положено.

– Ну, ладно, погоди… – всё-таки на всякий случай многообещающе говорит она, поворачиваясь

назад. – Ты пошто криво штакетины-то лепишь? – вдруг нападает она на Михаила за его

принадлежность к тому же подлому мужскому племени.

– Ну, леплю тебе! Да я только примеряю! – мгновенно заводится тот, вот ещё бы тут, на

совхозных делах, не выговаривала ему жена! – Тоже мне, нашёлся прокурор из области, ходит тут

прямо по улице… Прокурор…

– А чо, мне по огороду ходить, или чо?!

– Вот и ходи по огороду!

– Ну, счяс! Разбежалась! – огрызается, клокочущая от раздражения Маруся, удаляясь вдоль

свежего некрашеного штакетника, пахнущего смолой.

Роман совсем некстати чуть не прыскает со смеху. То, что мать рассержена – это ещё ничего.

Вот если бы она вдруг заплакала, тогда это было бы серьёзно. Наклонившись, чтобы отец не

32

видел лица, он берёт краешком губ несколько гвоздей и продолжает махать молотком.

Михаил же теперь невольно задумчиво замедляется. Мысли не дают хода рукам. Вот так

загадку они ему заганули: что же, было у сына что-то в самом деле или нет? Было что ли с кем-то?

Или просто за Светкой ходить перестал? Чудно, между прочим, как сын вгоняет гвозди. Сам-то он,

почитай, колотит их всю жизнь, а так не может. У сына же любой гвоздь влетает по шляпку с трёх

ударов: первый примерочный и два конкретных. И хоть бы один гвоздь погнулся! Их что же, в

армии и этому учили? Откуда эта точность и резкость?

– Ну, так кто же она така-то? – улучив момент, осторожно, как разведчик, но вроде как между

прочим интересуется Огарыш минут через десять.

– Да ладно вам… – смущённо отвечает Роман, защищаясь от отца собственной спиной.

И тут уже по тому, как неловко и стыдливо уходит он от ответа, до Михаила доходит, что – всё!

Всё идёт как надо! За сына можно не переживать! Никакого ущерба в нём нет. Так что будущее

обеспечено! Ух, какой каменюга-то кувырком сваливается с души! Огарышу становится так легко,

что даже выпить хочется.

– Ну, ты сильно-то не того! – сходу прикрикивает он, входя, наконец-то, в свою настоящую роль.

– Ладно, видишь ли, ему! Башку-то тоже надо на плечах иметь! А то нагуляешься тут!

Эх, хорошо, когда есть сын, на которого можно и авторитетно прикрикнуть…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Почему всё не так?

Роман не знает, куда от матери глаза деть за свои ночные похождения. Она, растерянная, в

первые дни вроде бы и мирится с его свиданиями, но, узнав, что Наташка почти каждую ночь

бывает у них в тепляке, едва не взрывается от возмущения.

– Ну, в общем вот что, друг мой ситцевый, – тяжело дыша, говорит она ему после первого

шквала не самых изысканных выражений, – чтобы ты эту сучонку больше сюда не приводил! И не