Жизнь волшебника

счастья на белом свете нет. Да как же нет-то?! Вот если бы они попробовали надеть то моё

волшебное коричневое пальто, то никогда бы уже не сомневались в существовании счастья…

*3

Уж в чём явное преимущество автора перед читателями, так это в том, что он имеет

возможность общаться с героями книги и вне рамок повествования. Иногда автор приглашает героя

к общению, но случается и так, что герой сам врывается к нему. Понятно, что в этом месте

повествования мне со своим героем лучше было не сталкиваться. Что хорошего мог услышать я от

него тут? Да только куда ж денешься от того, кто постоянно рядом?

– Ну, ты и удружил, – недовольно бурчал Роман в этот раз, – надо ж было так опозорить меня!

Мало тебе эпизода с Элиной, так ты ещё и такую гадость придумал…

– А что, мой друг, ты считаешь, что в жизни, которую ты ведёшь, должны быть одни сплошные

удовольствия?

– Ну всё, всё! – замахал он руками. – Хватит уже, хватит! Больше ни слова! Мне всё понятно и

так. Всё, я пошёл…

Хорошо, что этот разговор оказался коротким.

Для чего, спрашивается, пишу я эти примечания? Вообще, исходя из первоначального замысла,

роман предполагал более сложное строение с открытыми авторскими вставками, которые я хотел

назвать предглавами, межглавами и подглавами. Мне казалось их необходимость состояла вот в

чём.

В моём родном селе Ундино-Поселье, что находится в Балейском районе Забайкальского края,

течёт река Унда. Отсюда и название села, которое поначалу называлось Поселение на реке Унда.

А на Унде, почти уже перед самым вливанием её в Онон, есть большой остров, заросший

черёмухой, который называется «Меж Унды», то есть, посредине Унды. В детстве я слышал это

название, как «Мешунды», не вдумываясь в смысл названия. Мы говорили: «Поедем в Мешунды»

или «Косили мы нынче сено в Мешундах…»

Думаю, что любое литературное произведение похоже на реку, имеющую по руслу различную

глубину. Автор то «заглубляет» читателя в жизнь героев, то поднимает к собственной авторской

позиции. И эта его позиция похожа на своеобразную мель реки. Пожалуй, ни один пишущий не

минует в своём повествовании этих авторских мелей, от чего его произведение лишь выигрывает,

поскольку река красива не только полноводьем, но и шумливыми перекатами. Судя по всему,

глубиной произведения можно считать и художественность повествования, которая вправе

несколько отступать, когда у автора есть необходимость напрямую высказать свои мысли или

позицию. Я же решил пойти ещё дальше, превратив эти авторские мели, в своеобразные острова,

которые назывались бы у меня, «межглавами» (Мешунды), «предглавами», «подглавами».

Подобные вставки в произведение имеют право на существование уже потому, что в нашей жизни

есть факты, которые писатель просто не имеет права переплавлять в литературу. Он обязан лишь

максимально правдиво, почти документально поведать о них. Почему бы читателю, плывущему по

реке повествования, не давать возможность выходить на эти авторские острова, чтобы он мог

передохнуть и взглянуть на течение со стороны, получая дополнительный угол зрения? Ведь читая

566

книгу, он порой невольно останавливается и сам, вспоминая что-то, создаёт, таким образом, в

русле этой реки острова собственного опыта. Более того, можно сказать, что чем больше личных

островов создаст читатель на реке того или иного произведения, тем ценней для него эта книга.

Так что уж авторские-то острова тут вполне законны…

На эти вставки можно взглянуть и по-другому. Не очень хорошо, когда произведение плоское,

без теней. Объём, тень, воздух в книге обязательны, ведь жизнь именно такова. Но ещё

интересней, если своеобразная тень есть и у всего произведения в целом. В данном случае, тенью

основного текста романа как раз и могут служить мои биографические вкрапления.

Так было задумано мной вначале, однако постепенно в ходе работы, пришло решение

исключить «личные» отступления из главного русла романа, но оставить их в примечаниях,

предоставив читателю возможность выбора либо отвлекаться на них, заглядывая в конец книги,

либо плыть без всяких остановок…

*4

Было у меня однажды выступление по национальному вопросу, похожее на мини-лекцию Ивана

Степановича, на партийном собрании совхоза «50 лет СССР» в селе Боржигантай, тогда ещё

Читинской области. В те годы я заочно учился в литературном институте имени Горького, где

преподавалась такая неуклюжая дисциплина, как «История партии». Однако изучая этот объёмный

и нудный предмет, я почему-то пришёл к выводам, которые оказались совершенно

противоположны тем истинам, что желал внушить нам наш чрезвычайно серьёзный

преподаватель, по слухам бывший консул в Соединённых Штатах. И эти свои выводы, в частности

прогноз, что Советский Союз в скором времени обречён на развал, я изложил в контрольной

работе. Конечно же, тогда мне крупно повезло в том, что проверял мою контрольную не бывший

дипломат, а другой, менее радикальный преподаватель. И, как мне показалось, эта работа

озадачила его. А поскольку в литературном институте было принято писать резюме на

контрольные работы, то отзыв преподавателя состоял из совета не умничать, а лучше ещё глубже