Жизнь волшебника

– Да, мама, это он, – вдруг со смехом подтверждает Ирэн.

– Ну-ну, значит, попался всё-таки, голубчик, – говорит Тамара Максимовна и вовсе

оторопевшему Роману, хотя по её тону понятно, что провинность того, за кого его принимают, не

столь и велика. – Ну ладно, – продолжает она, взглянув на свою голую ногу в комнатном тапочке, –

я ведь совсем околела, пойдёмте в дом.

Роман идёт за ними как привязанный. И по пути в квартиру он не успевает собраться с

мыслями, потому что дверь оказывается тут же, на первом этаже.

– Ну, ты меня спасла, – принимая трубку из рук Романа, говорит Ирине в прихожей её отец. – А

что? Нормальная, хорошая трубка.

– Ну-ну, – теперь уже намеренно строго выговаривает ему Тамара Максимовна, – ещё возьми

да эту испили.

Отец тут же, без всяких вопросов протягивает руку Роману:

– Иван Степанович.

Всё ещё немой нечаянный гость лишь кивает головой. А вот отца Ирэн он никогда не встречал –

в Пылёвке Иван Степанович не был.

Сбросив шубу, Голубика остаётся в клетчатой юбке и в толстом свитере домашней вязки. А у

Романа – новый душевный паралич – хрупкая фарфоровая девочка превратилась в роскошнейшую

фарфоровую женщину, в даму. Эта шикарная высокая грудь, эта белая кожа, эти волосы,

крашенные под тёмную яркую медь, эти синие глаза! Белое, медное и синее – какое-то просто

невозможное, убийственное сочетание. И тут-то, находясь в состоянии воскового остолбенения,

Роман совершенно отчётливо осознаёт, что именно происходит с ним сейчас. Сейчас у него

свершается, реализуется Судьба. Судьба всегда была неосознанной, туманной, абстрактной и

отдалённой категорией, но в эти пронзительные, обострённые минуты происходит какой-то

своеобразный её прилив. Приблизившись, она захлёстывает, заполняет все возможные

пространства: и всю его душу, и весь объём этой квартиры. От её прямого, непосредственного

присутствия звенит в ушах, как от провода высокого напряжения. Сейчас как раз тот решающий

момент жизни, когда Судьба не позволит тебе своевольничать. Даже на сантиметр она не отпустит

тебя куда-нибудь вкось, а спокойно и уверенно направит так, как надо, как знает только она. И ты

уже никуда не денешься – пойдёшь как миленький. Это она подготовила такую, казалось бы,

невероятную встречу и теперь-то ты уж не отвертишься от того, что суждено, даже если и сильно

захочешь. В мыслях Романа успевает мелькнуть, что ведь люди, оказывается, правы, когда

говорят, что если о чём-то сильно мечтать, то это обязательно сбудется. Вот оно и сбывается. Хотя,

если честно, то мечтал ли он о Голубике всё время? Нет, не мечтал. Просто не смел этого делать.

Он словно оставил её в детстве, как нереальную, несбывшуюся сказку. Но, видимо, ещё тогда он

своим первым ярким чувством так зарядил Судьбу, что она просто не могла, набрав свою мощь, не

прилить, когда пришёл её срок.

В ярком свете хрустального бра у вешалки Ирэн с любопытством оглядывается на него, словно

проверяя, кого это она вот так, с бухты-барахты, привела в свой дом, и Роман, с головой ухнув в её

глаза, уже совершенно безвольно отдаётся течению сумасшедших событий. Глаза её большие,

чистые и настолько синие, что кажется, будто эта синева переливается прямо в его душу.

Оказывается сегодняшний прилив Судьбы имеет и свой цвет. Он синий. И лишь теперь, через

много лет, Роману становится понятна загадка глаз Голубики. Её глаза с поволокой. Выражение

«глаза с поволокой» он слышал давно, но, кажется, никогда не видел. Разве только у Светланы

Светличной, этой загадочной, необыкновенно красивой актрисы. Всю же реальную убийственность

таких глаз Роман постигает лишь теперь. Это же невозможно представить, чтобы одни глаза

заменяли сразу всего человека вместе с его душой. Если бы существовал какой-нибудь

специальный музей Красоты Человека, то такие глаза, как глаза Голубики, могли бы стать в нём

одним из главных экспонатов. Это даже удивительно, что многие женщины и сами не понимают

изысканности своей красоты. Такая женщина обыденно поднимается утром, умывается, не

задумываясь красит ресницы, почти механически подкрашивает губы и уже этим минимумом

создает то, что вдребезги разносит мужские сердца. Вот лишь перед такими-то, естественными,

самодостаточными женщинами и пасует Роман, зная, что никакое его обаяние, никакие приёмы

здесь не работают. Из категории таких женщин, без всякого сомнения, и Голубика.

Они проходят в зал с искристой висюльчатой люстрой, с ласковым коричневым паласом на весь

пол, кажется, с самодельной, но уж как-то очень изящно и хитроумно сработанной стенкой под

красное дерево, с пышными креслами и диваном. Провалившись в одно из кресел, Роман пытается

75

прийти в себя, передохнуть напряжение. Ему дают время, чтобы освоиться. Но как тут избавишься

от ощущения нереальности происходящего? Ведь ничего иного, кроме привычной общаги, на

сегодня уже не предполагалось. И вдруг вместо всей этой, казалось бы, неминуемой обыденности

– чудо! Да ведь будь все эти люди совсем незнакомы, то и это было бы уже чудом. Но тут-то чудо в

квадрате! Он сейчас в доме той гордой девочки, первой своей любви, о которой даже и мечтать не