Леонас согласился переехать, скрыв от Валерии свое внутреннее сопротивление. Нет, его не пугала постоянная близость со столь заботливой и явно влюбленной женщиной. Он уже был знаком с ее дочерью и допускал, что сумеет с ней поладить. Немного напрягала мысль о неотвратимых, постоянных, практически обязательных интимных отношениях с женщиной слишком прямолинейной и настойчивой в своей неловкой, неумелой страсти. Он не был влюблен в Валерию, но она была хорошенькой, ухоженной, здоровой и чистоплотной женщиной, которая точно физического отторжения не вызовет. Внутренний протест Леонаса был связан лишь с безусловной алчностью Валерии. Пока это не имеет к нему отношения: она воспринимает его как дорогой подарок себе от судьбы. Но… Было иногда странное, неприятное ощущение, будто обращенная к нему нежная, радостная, почти сладкая улыбка вдруг превратится в темную пропасть акульей пасти. Ему даже однажды приснилось что-то подобное.
Но на мысленных весах эти смутные сомнения взлетели вверх, перевешенные весомыми преимуществами. Нужно быть врагом самому себе, чтобы испортить приятную жизнь с женщиной, от которой зависят его работа и карьера, обидев ее и оскорбив.
Валерия перестала узнавать сама себя. Она покупала самые качественные и дорогие продукты, что всегда казалось ей нелепой тратой денег. Ей самой для поддержания физической формы требовалась самая малость. Она не имела вкусовых пристрастий и выбирала что-то самое дешевое и быстрое в приготовлении. Она стала ходить на массаж и к дорогому парикмахеру. Заказала модную эксклюзивную одежду, не считаясь с ценой. Стала выглядеть еще лучше, хотя она никогда не выглядела плохо. Компенсация природы: родители, унесенные страшной болезнью, одарили ее уникально здоровым организмом. Валерия никогда ничем не болела, не ходила к врачам и не принимала лекарств. Этот щедрый дар явно не распространился на дочь Валерии Надю. Девушка была слишком худой, бледной, с плохой кожей, чаще всего угрюмой. Она поступила в МИСИ не без маминых связей, стеснялась своей дешевой, немодной, застиранной одежды, зависела от тех же крошечных сумм, которые мать выдавала ей со школы. К моменту переезда Леонаса отношения матери и дочери стали накаленными, часто прорывались чудовищными ссорами с криками и оскорблениями. Завершались они одним и тем же. Валерия распахивала дверь квартиры и произносила:
– Не нравится – убирайся, корми и одевай себя сама, не сиди на моей шее.
Надежда молча уходила в свою комнату и там в беспомощной злобе была готова разбить себе голову о стену. Ей некуда было идти, не к кому обратиться за помощью. Родной отец, первый муж Валерии, был изгнан давно и умер, как сказала мать, от пьянства. Надя плакала, лишь вспоминая его. Он был добрым и беспомощным, любил ее, пытался защищать от Валерии. Когда его окончательно уволили и с работы, и из дома без выходного пособия, он, торопливо заталкивая в рюкзак какую-то одежду, документы, одну чашку, тарелку и ложку, пытался утешить четырехлетнюю рыдающую дочь:
– Только не плачь. Я просто в командировку еду.
– Сейчас ночь. Зачем тебе в командировке эта большая чафка? – прорыдала Надя, которой плохо давались шипящие звуки.
Эта сцена рвет девочке душу до сих пор. Самый добрый человек в ее жизни безропотно ушел тогда в свою смерть. Иногда во время самых жестоких ссор Надя называет мать убийцей. Она так думает.