Жизнь за океаном

День народного избрания открылся великолепным рассветом. Солнце ярко взошло над страной и ласково манило народ к исполнению его великой обязанности. Осень в Нью-Йорке лучший сезон в году. Воздух сух, свеж и здоров. Но с ноября начинается еще так называемое индейское лето и к хорошей осени прибавляются прелести ранней весны. Солнце 2-го ноября грело весенними лучами и много живости придавало пестрому движению городского населения. День избрания есть народный праздник, работы прекращаются и магазины закрываются. Уже с раннего утра массы народные высыпали на улицы, и у контор избирательных участков выстроились в линии толпы избирателей, терпеливо ожидавших своей очереди. Любопытно смотреть на эту пеструю толпу решителей судьбы страны. Они идут к роковому ящику с готовыми билетами в руках. На всех лицах светится созревшая решимость. Молча подвигаются они, ряды за рядами, к великой урне народной воли, и слагают маленькие билетики, выражающее их созревшую волю. Какая пестрота одежд, лиц и состояний в этих легионах избирателей! Вот блестящей джентльмен в шелковой шляпе и лайковых перчатках с золотыми пуговичками; за ними стоит дюжий рабочий в поношенном сюртуке и с мозолистыми руками. Миллионер и бесприютный бедняк; высокий общественный деятель и уличный сапожный чистильщик; железнодорожный воротила и вагонный служитель; литератор и газетный разносчик; пастор и церковный сторож, адвокат, учитель, виноторговец, шарманщик, китаец, негр, еврей, поляк – все, кто только прожил пред тем безвыездно пять лет в Соединенных Штатах, теперь подвигались к урне для выражения своей воли, для избрания правителя страны. За несколько дней пред тем происходила запись избирателей, и Нью-Йорк дал в этот раз 216.000 избирателей, на 50.000 больше против позапрошлых выборов. Такой прирост объясняется не столько приращением в населении, сколько ожесточенностью борьбы партий. Голосование не обязательно, и весьма многие граждане не вотируют в течение всей своей жизни. Между тем, в прошлом году шум президентской кампании так взволновал страну, что вывел из равнодушия множество таких граждан, которые никогда дотоле не вотировали. Голоса подаются не непосредственно за кандидатов на президентство, а за известных избирателей, которых во всей стране полагается 369 человек. На голосование назначается только один день – от восхода до заката солнца. Когда последние лучи солнца догорали за прибрежными высотами Гудсона, народ слагал последние билеты, и в 4 1/₂ часа урны били уже закрыты. Дело избрания было уже сделано, народ сложил свое решение, президент уже был избран – хотя еще никто не знал, на кого выпало народное избрание. Только счет голосов мог определенно сказать, кому народ вверил представительство своей воли. И вот затрещали телеграфные станки во всех главных квартирах, и цифры со всех концов страны полетели по железным нервам земли в главные центры и отсюда мгновенно переносились на улицы и показывались народу посредством электрических бюллетеней. А народ густыми массами занял все площади пред этими бюллетенями, и ночной воздух во всех концах города дрожал от кликов народных. То народ дивовался своей собственной воле, и партии, смотря по тому или другому наклону цифр, то беззаветно ликовали, то злобно негодовали, а сердца кандидатов и их жен то радостно трепетали, то болезненно сжимались и замирали. Всю ночь происходил счет голосов, и до самого утра цифры все колебались. Только уже к солнечному восходу весы народной воли окончательно установились. Республиканская чаша грузно опустилась, а демократическая безнадежно вздернулась кверху, и там в отчаянии сидел генерал Генкок. Республиканцы победили, и ликованиям их не было конца, а демократы в отчаянии опустили головы. Гарфильд со своим семейством с молитвенным благодарением встречал восходящее светило дня, а Генкок сердито бегал в своем кабинете из угла в угол, проклиная день своего назначения кандидатом на президентство. Узнав окончательный результата избрания, Генкок надел пальто и отправился в ближайшую цирюльню постричься. Негр-цирюльник, большой политикан и болтливый как трещотка, с недвусмысленно сияющим лицом встретил пораженного генерала и с простодушною ядовитостью начал тиранить своего великого клиента своей болтовней.

– Как вы себя чувствуете, генерал? – спросил вежливый «джентльмен цвета».

– Хорошо, – резко ответил генерал.

– Приятная погода, генерал! – переменил тему разговора цветной джентльмен.

– Хорошая погода, – угрюмо ответил генерал.

– Как прикажете стричь? – смущенно спросил цветной джентльмен.

– По возможности молча! – уже совсем сердито закричал генерал, так что цветной джентльмен перетрусил и, пробормотав извинение, молча защелкал ножницами.

По возвращении домой, генерал нашел массу друзей и знакомых, пришедших выразить ему свое сожаление.

– Что вы думаете, генерал, о результате избрания? – спросил один из его друзей.

– Я могу повторить только то, что я и прежде говорил, что я вполне признаю решение народной воли. Наша страна – республика, и большинство должно править.