Что должны были чувствовать в это время пассажиры? – Прежде всего, почти все они, за немногими счастливыми исключениями, к которым благосклонная судьба сверх чаяния причислила и меня, тяжко страдали от морской болезни. Но не менее все страдали и нравственно: эта качка, не дающая ни на минуту физического покоя, этот непрерывный треск кают, заставляющий постоянно содрогаться, это дребезжанье посуды, надрывающее душу, это журчанье воды над головой, этот, наконец, свирепый вой и стон бури – все это ложилось на душу таким тяжким бременем, под которым могли бодро стоять только довольно крепкие духом. Первая надежда всех при таких обстоятельствах была, конечно, на Того, в деснице Которого и жизнь и смерть всей твари, и заметно было, что не только сердца, но и уста многих благоговейно творили молитву. Кроме этой непостыдной надежды, значительными утешением для многих, по крайней мере лично для меня, служила вера в человеческий гений. В самом деле, думалось мне, буря эта не первая на океане, и если при всех случайностях ее человеческий гений нашел возможным установить правильное сообщение чрез океан, то, очевидно, он предусмотрел все возможные случайности и имеет в неисчерпаемой сокровищнице своей изобретательности надлежащие средства защиты. Настоящая компания, например, (Cunard Line) существует уже 37 лет и ежегодно перевозит чрез океан до 100.000 человек и до сих пор, как гласит удостоверенная летопись ее, ни один из ее пароходов не потерпел ни одного такого несчастья, в котором бы погиб хоть один человек. Ясно, что человеческий гений сумел вообще обеспечить себя против ярости океана. Значит, можно с вероятностью полагать, что и настоящая буря не представляет ничего особенного... Размышления эти заключали в себе весьма много успокоительного для меня и я бодрее стал выносить неприятности качки. – Мысль, между прочим, занятая подобными рассуждениями на тему о величии человеческого гения, перенеслась на несколько веков тому назад, когда океан впервые увидел на себе отважного человека, решившегося во что бы то ни стало перешагнуть чрез него. Чем руководился этот человек, впервые решившийся проложить небывалую дорогу? На что он надеялся, когда пускался в неведомый, грозивший всякими фантастическими и действительными ужасами путь? Это быль поистине великий, гениальный человек; но все его величие почерпало свою действительную силу в его непреоборимой вере, в такой вере, которую трудно еще с чем сравнить, кроме той великой евангельской веры, что двигает горы. В самом деле, данные тогдашней науки смиренно безмолвствовали на его запросы, совет ученейших мужей утверждал, что за плоскостью воды лежит страшная пропасть, а простонародная фантазия наполняла эту пропасть страшными чудовищами, готовыми поглотить всякого осмелившегося приблизиться к ним. И несмотря на все это, ведший мореплаватель, повинуясь исключительно своей гениальной вере, пускается в неведомый путь, и – человечество обязано ему величайшим всемирно-историческим событием – открытием неведомого полмира, западного полушария земли. Своей верой он сдвинул горы неведения с океана и проложил чрез него торную широкую дорогу. Да, Христофор Колумб был глубоко верующий человек и предполагаемая канонизация его в римской церкви была бы одною из самых удачных в ней, если бы только курия руководилась при этом исключительно нравственными, а не политическими мотивами.