Жизнь за океаном

Между тем матрос пришел с радостною вестью, что буря заметно ослабевает. Мгновенно все ожили, а несколько спустя смельчаки попробовали отворить дверь на палубу. По ней еще бегала вода и не врывалась в дверь только благодаря высокому порогу. Ветер ослабел, но волны как горы продолжали ходить по океану и то и дело бросали «Скифию» с боку на бок. Но после перенесенного, это страшно было только по виду, и мало-помалу некоторые осмелились пробираться на самую палубу, цепляясь за перила. Скоро приветливо выглянуло солнце и страхов как не бывало. Пассажиры высыпали па палубу и любовались предметом только что пережитого страха. И было чем любоваться. Громадные волны, синие как бы от чрезмерного напряжения, с пенящимися вершинами, при ярких лучах солнца представляли точь-в-точь швейцарские виды – только еще с придатком жизни, движения. По глубоким долинам между водяными горами летали морские чайки и довершали иллюзию, – которую, впрочем, тут же разрушали эти самые волны, немилосердно качая бедную «Скифию». Качка продолжалась еще целую ночь и только к утру водяные горы, не выдерживая своей собственной тяжести, расплылись по океану. Поутру поверхность океана представляла странное зрелище громадной равнины с плоскими возвышенностями и довольно глубокими низменностями, так что кораблю приходилось то подниматься на возвышенность, то спускаться в котловину. Возвышенности и низменности имели почти неестественную для воды устойчивость и только медленная тихая зыбь меняла их отношение. Над поверхностью опять летали неизменные спутники корабля – морские чайки, которые, замечу кстати, сопровождали корабль почти чрез весь океан и только уже дня за три пути до Америки почему-то оставили его, вероятно полагая, что дойдет уже и без их обязательного и, надо сказать, ободряющего дух конвоя. Появились они опять уже у берегов. Дня за четыре до Америки показались на воде целые стаи водяных птиц, из породы уток-нырков, и дали знать о приближении Нового Света4.

В воскресенье 11-го ноября над входною дверью салона было вывешено объявление, гласившее, что «в салоне в 10 часов 30 м. утра имеет быть совершена божественная служба», на которую приглашались как матросы, так и пассажиры. Действительно после завтрака салон быстро превратился в храм служения Богу Всевышнему: среди его возвышался бархатный аналой, а на столах появились английские молитвословы и тетрадки с нотными переложениями гимнов. В назначенное время в салон собрались матросы в праздничных платьях и пассажиры – и надо сказать, в таком количестве, в каком они во все время плавания не собирались к столу. Пришел капитан корабля, почтенный пожилой человек с ласковым и умным лицом, и занял кресло пред аналоем. Воцарилась торжественная тишина. Капитан, исправлявшей должность священника, дал возглас, а который пассажиры ответили «amen», и затем раздалось общее пение утреннего гимна по нотным тетрадкам. Пение это было как бы пением самого ярко взошедшего на горизонте дневного светила и своими торжественными звуками разливало столько отрады в сердце, так восторгало дух, что английские стихи утреннего гимна в моей русской душе невольно слагались в русские рифмы. И я осмеливаюсь предложить не суду, а снисходительному вниманию читателей стихотворное переложение этого гимна. Океан слышал следующий гимн:

Воспрянь, душа, и с солнечным светилом

Обычный долга путь теки;

Цепь лени сбрось: молитвенным кадилом

Творцу куренье принеси.

Загладь растраченное туне время

И жизнь святую вновь начни;

Стряхни грехов навьюченное бремя

И страшный день в уме храни.

Пути твои да будут правы

И совесть ясна как полудня свет;

Все зрит всевидящий Царь славы –

И мыслей тайных пред Ним нет!

Восстань, душа, и с хором сил небесных,

Немолчно славящих Творца,

Прославь и ты в тонах словесных

Тебе жизнь давшего Отца!

И, действительно, пение это скорее сливалось с пением хора небесных сил, чем с пением земли. Земля не слышала этого пения; его слышал только беспредельный океан, да расстилающееся над ним еще более беспредельное небо, куда всецело устремлены были помыслы поющих. Священнодействующий капитан корабля прочитал еще несколько псалмов и молитв, причём чтение было антифонное, т. е. один стих прочитывал капитан, а следующий хором произносили остальные молящиеся. Богослужение было заключено хвалебными пением 100-го псалма (по англ. Библии) в его стихотворном переложении. По окончании пения капитан встал с своего места и поздравил пассажиров с праздником, а также с благополучным переплытием большей половины океанского пути, на что, конечно, пассажиры ответили соответствующими поздравлениями и выражениями признательности почтенному начальнику за его искусное управление кораблем.